— Вы что, уже успели отметить завал экзаменов?
Это уж было слишком… Павел понял, что, наконец, достиг предела унижения. И только эта мысль удержала его от вспышки. Плюнув на этикет, он шагнул к столу, плюхнулся на стул, жалобно заскрипевший под его тяжестью, и протянул экзаменационную карточку.
Взяв ее, и мельком проглядев, Батышев вдруг раздраженно воскликнул:
— Что вы мне голову морочите?! Экзамены у вас все сданы, хоть и на тройки. Но вы, как демобилизованный военнослужащий, идете вне конкурса.
Профессор в упор разглядывал его, задержал взгляд на багровом шраме через весь лоб, спросил после долгой паузы:
— Вы действительно не знали, что идете вне конкурса?
— Не знал… — хмуро обронил Павел. Ему хотелось поскорее уйти отсюда, но он чувствовал, что надо переждать боль в ноге, иначе он чего доброго грохнется на пол, не дойдя до двери. — Не до того было… После школы столько лет прошло, пришлось наверстывать… К тому же я не десять классов закончил, а восемь… Потом железнодорожный техникум…
— И с чего же такой зигзаг?
— В техникум родители уговорили. А я еще в школе мечтал в Университет…
Профессор кивнул на шрам:
— А это что, в какой-нибудь необъявленной войне отметку получили?
— Какое там… Я вовсе не герой. В баню поехали, а шофер-разгильдяй, гайки на кардане плохо затянул. На повороте кардан отвалился, ну и…
— Вы учиться сможете?
— Смогу, конечно…
— Похоже, кроме травмы головы, у вас еще что-то есть?
— Если откровенно, я на инвалидности…
— Что еще, кроме головы? — настойчиво спросил Батышев.
— Множественные переломы, ушибы, сотрясение мозга… Ну, и еще кое-что…
— Может, вам надо было повременить годик с учебой?
— И так четыре года навременил… Не такое это трудное дело — учеба. Приходилось и потруднее…
— Форму двести восемьдесят шесть что, по блату достали?
— По блату…
— Ничего, учитесь… Если уж вы так уверены в себе. Только, вот что, — Батышев раздумчиво помолчал, — первый курс у нас обычно на уборочную ездит, на весь сентябрь, вам ни в коем случае ехать нельзя. Останетесь здесь, поработаете на кафедре. Я скажу в деканате…
Когда Павел отлеживался в госпитале, ему впервые начали приходить мысли о жизни и смерти, о смысле жизни. Наверное, тогда-то он и сделал первый шаг к писательской своей деятельности. В то время, в горячечном бреду, он то и дело возвращался к образу Иисуса. Что это? Символ? Чего, добра?.. Но под знаменем Иисуса "истинно верующие" резали себе подобных веками, не щадя ни старого, ни малого. Знамя Иисуса веками было знаменем мракобесия и зверства. Значит, абсолютного добра не существует? Как не существует и абсолютного зла… Символ добра может одинаково служить и носителям добра, и носителям зла…
