— Ну-у… Сравнила… Одно дело, топор, и уж совсем другое — зубило…
— Паша, скажи мне честно! Ты убил Николая?
— А что, тебе от этого легче станет?
— Легче!
— А вдруг ты после этого меня бояться начнешь?
— Я тебя больше боюсь, когда догадываюсь, что ты убил Николая, но мне не признаешься…
— Ну, хорошо, Оля… — он тяжко вздохнул. — Я его… Ну, понимаешь, я все просчитал, никакого не было выхода. Он ведь мог тебя или Дениса где-нибудь подловить…
Ольга с облегчением вздохнула, сказала:
— Ну, что ты… Не буду я тебя бояться, и мораль читать не буду. Значит, так было нужно… — она снова задумчиво оглядела окрестности. — Слушай, а куда же деньги делись?
— Я лично думаю, что не было никаких денег, — сказал он серьезно.
— А если были? — возразила она запальчиво.
— Если были, тоже где-то здесь лежат, в лесах. А может, унес тот, кто первым труп в машине обнаружил…
— Вряд ли это так, иначе полковник не бегал бы за тобой со своими волкодавами, а быстренько бы вычислил того, кто первым труп обнаружил. И потом, представь себе состояние мирного обывателя, вдруг наткнувшегося на залитую кровью машину, в которой лежит труп человека… Он что, кинется машину обыскивать? Да нет же! Он кинется наутек… Здесь где-то лежат деньги… Чеченец не сразу умер, успел где-то зарыть… — она помолчала, потом медленно, мечтательно выговорила: — Вот бы найти…
Павел серьезно проговорил:
— Лучше не надо.
— Почему?
— У чеченов везде шпионы. Как только ты хоть одну купюру обменяешь либо в банке, либо у левого валютного спекулянта, тут же к тебе придут, и скажут: — Дарагая, зачэм ты тратишь наши дэнги? Отдавай обратно, а от нас получи ханжал в пузо…
Она некоторое время размышляла, наконец, сказала:
— Верно, ну их к черту, эти деньги… На них уже сейчас столько крови…
— Ага, даже морды президентов не видать… — ввернул он безмятежным тоном.
— Ты у меня вдруг стал неплохо зарабатывать…
— Еще пару детективов накропаю, машину купим…
— Да зачем она нужна? Ты только посмотри, как здорово на велосипеде прокатиться! Ты лучше компьютер купи. А то стучишь, как Лев Толстой на допотопной машинке…
— Лев Толстой на машинке не стучал, — сказал он серьезно, — он свои романы писал от руки, а потом его жена их переписывала. Он перечитывал, то, что она написала, жутко все исчеркивал, переправлял, вставлял, выбрасывал, и возвращал ей. И она снова все переписывала.
— Вот видишь, как он работал с текстом! А ты, тяп-ляп, накалякал авторучкой, тут же перепечатал на машинке, и как будто, так и надо.
