– Эта женщина в беде, Фарис. Я не могу ее оставить.
– Мы спасли ее. Выполнили то, за что дают золото. Теперь наши дела – прежде нее.
– Ты прав, – сказал Даниэль.
Леди Александра, скорее всего, не выживет. А если выживет, нет ничего лучше для нее, чтобы пожить немного в домике Заины. Повитуха, несмотря на суровый нрав, не выгонит гостью на улицу. У Даниэля и Фариса – свой путь, который лежит к Иерусалиму.
И все же не покидало душу некое смутное беспокойство.
Глава 10
Беды графа де Ламонтаня
В Шхеме Бог сказал Аврааму: «Потомству твоему отдам я землю сию».
Граф Гийом де Ламонтань смотрел на землю, которая нынче принадлежала крестоносцам, а вовсе не народу Израилеву, и думал о том, что за века полили кровью ее преизрядно. Просто козни дьявола в том, что после такой обильной поливки здесь почти ничего не растет.
Впрочем, что взять с горного перевала.
Любопытно, цел ли дуб, под которым Иисус преклонял колена, а раньше его Иаков закапывал идолов? Граф де Ламонтань каждый раз думал об этом, оказываясь в Шхеме, и каждый раз забывал узнать.
Городок, лежащий между горами Эйвал и Гризим, утопал в жаре, как некоторые грешники утопают в преступных деяниях. Граф поднял взгляд – нет, ни облачка, и теперь уже долго не будет, июнь на дворе. Лето в Палестине было иссушающе-жарким, что, конечно, не являлось неожиданностью для живущего в Святой Земле, но от этого ничуть не становилось приятней рыцарю в доспехах.
Граф восседал на бочонке неподалеку от шатра, внутрь которого стремился попасть, терпеливо ждал и клял все на свете – ожидание затягивалось, а солнце еще не поднялось к зениту. Франкский лагерь вокруг жил своей собственной жизнью: доносился звон из полевой кузницы, ржали лошади, лаяли псы, громко ругались рыцари. Мимо промчался мальчонка, чей-то оруженосец; дородная женщина, пыхтя, тащила набитую овощами корзину; кто-то вел козу, возмущавшуюся на всю округу. Лагерь стоял рядом со Шхемом, между ним и деревушкой Аскар, и являлся как бы продолжением города. Неподалеку высился замок – владение Балиана д’Ибелина, счастливо избежавшего гибели у источника Крессона. Какая жалость, что сюзерен предпочитает проводить время в лагере, а не в прохладных покоях замка д’Ибелина. Там ждать было бы приятней.
Город пребывал в волнении уже несколько дней, местные жители пугливо жались по углам, а вот торговцам на огромном базаре все нипочем – как обжуливали честной народ, так и обжуливают. Слуга графа, Симон, утверждал, что вчера у него вытащили на базаре кошелек со всеми монетами; Гийом подозревал, что слуга и соврать мог, а денежки прикарманить, но во лжи его так и не уличил. Могли ведь и украсть. Эти все могут.
