– На органе играют и ногами тоже! – Андре успел ответить раньше, чем Эме раскрыл рот. – Сейчас покажу…
Тонкие гибкие пальцы привычно легли на первый ряд клавиш. Первый – потому что ручных клавиатур было несколько. Де Линь, видимо, умел играть, но сейчас ограничился банальной гаммой. Над пустым залом поплыли мощные тягучие звуки. До, ре, ми, фа, соль… И потом та же самая последовательность, но уже раскатисто, грозно, в басовом регистре. В самом деле, аббат добился нового звучания, переступая по неуклюжим на первый взгляд напольным клавишам узкими изящными ступнями в белоснежных шелковых чулках, башмаки с модными пряжками в виде бабочек Андре аккуратно отставил в сторону.
До, ре, ми…
– Ужасно… – пробормотал Эме.
– Вы тоже слышите, шевалье? Действительно, пять из семи…
– Что, простите? – мысли де Фобера были более чем далеки от органной музыки.
Андре улыбнулся.
– Орган. Как, по-вашему, инструмент фальшивит?
– Понятия не имею. Как давно вы получили это место, аббат?
Де Линь неторопливо убрал руки с клавиатуры, свободно опустив их на колени. Длинные, тренированные пальцы музыканта. И хорошего фехтовальщика. Эме почему-то подумалось, что этот человек наверняка превосходно фехтует «по-французски», когда рукоять шпаги держат тремя пальцами, а стремительность и силу движений определяет тренированность и подвижность кисти. Хорошо. Или, наоборот, плохо. Зависит от того, кто на чьей стороне.
– В конце января. Двадцать шестого числа, если не ошибаюсь. Почему вы спрашиваете?
Де Фобер задумчиво облокотился на перила. Андре, отвернувшись от него, продолжал терзать инструмент – сила звука у церковного органа была такова, что настил под ногами лейтенанта слегка вибрировал при каждом новом аккорде. Двадцать шестое, двадцать шестое… Шифрованная записка составлена примерно в то же время, возможно, чуть раньше. Что ж, хоть что-то утешительное – осведомитель де Лонгвиля и аббат де Линь, скорее всего, разные люди. Хотя, по правде говоря, шпион из господина викария вышел бы превосходный. Любознательность Андре де Линя произвела на Эме впечатление. Уж не она ли является причиной его «неугодности»?..
– Да, звук ужасный, – наконец с сожалением признал Андре. – Пожалуй, Блез, нам с тобой стоит взглянуть на трубы поближе.
– Надеюсь, меня вы избавите от сего удовольствия? – очнувшись от размышлений, забеспокоился де Фобер.
Возможно, ему показалось, но на лице аббата промелькнула тень облегчения. Едва заметная. Эме не знал причины этого выражения. А она была чертовски проста. Андре откровенно страдал от мысли, что ему придется провести в обществе лейтенанта гвардейцев весь день. Не то чтоб аббату был неприятен сам де Фобер. Но… Проще говоря, господину де Линю отчаянно хотелось хотя бы на час-другой вырваться в Беруар. Кажется, сама судьба давала ему такой шанс.
