Румянец на щеках Элли стал заметнее, ибо она знала, что его виновник Вьятт и его ласки. А она не хотела испытывать к нему чувства. Ведь именно сейчас она наконец сумела взять свои эмоции под контроль.
Меньше всего ей нужно снова в кого-то влюбиться.
Может, ей стоит отнестись к нынешней ситуации как к милому подарку. Впервые за несколько месяцев она чувствует себя живой.
— Спасибо, доктор Сингх. Вьятт будет присматривать за Дарси до тех пор, пока это не сможет делать Барбара. Вы не против того, чтобы стать ее педиатром?
— Никаких возражений.
Элли собрала свои вещи:
— Было приятно видеть вас, доктор.
— И мне. — Он улыбнулся и вышел, запахивая белый халат.
Разделавшись с делами, Элли поняла, что весь день ничего не ела. Не найдя Вьятта в кафетерии, она с Дарси в люльке отправилась в одно из кафе у западного входа в больницу. Неторопливо вернувшись в кафетерий, она столкнулась лицом к лицу с Вьяттом.
— Где вы были? — произнес он шепотом, хотя очень резким, как никогда прежде.
— Я лишь вышла за тем, чтобы купить горячего молока, — объяснила она и побледнела при виде его грозного выражения лица.
— Нашли время! — проворчал он.
— Проблемы? — послышался позади Вьятта женский голос, и Элли закрыла глаза.
— Эллисон, это Глория Хокинз из службы детской и семейной опеки.
Элли вручила Вьятту чашку с горячим молоком, аппетит у нее пропал.
— Мисс Хокинз? — тихо сказала она, удобнее взяв люльку с Дарси и протягивая женщине руку.
Домой Вьятт и Элли вернулись на рассвете, и во время поездки он старался собраться с мыслями. Теперь он смотрел на свой дом новыми глазами. Прошло чуть больше суток, а его жизнь полностью изменилась. Прежде ему казалось, что захудалого бунгало и фермы будет достаточно.
Но дом был холостяцким, с минимальной обстановкой. Вьятту следовало превратить его в настоящий дом — приветливый и уютный, — чтобы он стал не просто жилищем, где можно переночевать. В любом случае сейчас у Вьятта появилась семья.
Элли была на кухне, готовя цыпленка на ужин. Вьятт уже заметил некие изменения в доме с ее появлением, что выбило его из колеи. Его письменный стол стал опрятным — она поставила его шариковые ручки в банку, которую где-то раздобыла. Ей удалось навести порядок, и дом показался Вьятту незнакомым, словно ему не принадлежал.
Темноглазая Дарси, лежащая в детском автомобильном кресле, наблюдала за каждым движением Элли, которая передвигалась от плиты к кухонному столу. Вьятт стоял в дверном проеме, держа в руке пиво и борясь с ложным ощущением домашнего уюта. Это чувство временное, не настоящее. Дарси не его ребенок, а Элли не его жена.
