Как курильщик, кальяном сипя и дымя
на чужом тюфячке, угольками прожженном,
так, раскинувшись, сонная дышит земля
по каким, не понять, адресам и эонам —
не искать же в кудрях кучевого руна
или в щелке тире между цифрой и цифрой,
ту, что «где» и «когда» для вселенной одна
и блюдет: астролябия, маятник, циркуль, —
и сама созерцатель того, что сама
наплела, безуханных нанюхавшись маков,
и пригубив в ручье виноградного сна,
и откашляв слюну нарциссизма и накипь.
Нежный замысел — о, как он был не похож
на натуру, которая просто скульптура!
Так натурщица в зеркале видит чертеж
вместо тела и шепчет растерянно: «дура».
Вот и все — значит, вот те и родина вся:
свой же череп, своих же видений набросок,
вещь в себе. Значит, жить надо нам — не прося.
Ничего. Ни ее, ни небес, ни березок.
