– Ты в порядке? – спросил он вместо этого. Сара жадно наблюдала за ними, ища признаки предательства.
– Да, нормально, – ответила Марта.
– Бедняжка, – сказала Ромашка, – туго тебе пришлось.
«О чем это она?» – удивилась Марта, но на всякий случай не стала озвучивать вопрос.
– Да, было ужасно – шумно, грязно.
– Такие уж у нас больницы для бедных, – подсказала ей Ромашка.
Сара все еще всматривалась пристально в лицо Марты, пытаясь понять, трахались они или нет. Из спальни вышла Пэт.
– Привет всем, – жизнерадостно произнесла она.
«Пожалуйста, не выдай нас», – мысленно взмолилась Марта. Она повернулась к матери с выражением паники на лице, которое Пэт истолковала правильно и, извинившись, ушла обратно. Теперь Марта обрела равновесие и решила рискнуть.
– Я так признательна Билли за то, что он отвез меня в больницу и возился со мной, – сказала она. – Мне было так хреново, будто из меня медленно выжимают кишки.
– Большое тебе спасибо, Марта, – сказала Ромашка. Она была чувствительна к такого рода высказываниям.
– Почему ты нам не позвонила? – спросила Сара.
– Боялась, вдруг что-то не так и у меня будет выкидыш, поэтому просто не знала, какой будет моя реакция, – объяснила Марта, чувствуя вину за то, что прикрывается еще не родившимся ребенком.
– Марта, бедная девочка, – сказала Сара, и Марте стало еще хуже, когда она поняла, что опасность миновала и Сара больше не думает, будто она и Билли переспали. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и увидела, что Билли смотрит на нее с презрением. Ей очень хотелось, чтобы все убрались к чертовой матери и дали ей разобраться со своей головой.
В этот момент Джуниор, заглядывая с соседнего балкона, крикнул:
– Твою мать, Марта! Ты что, вчера ночью футбольную команду трахала?
В коридоре воцарилась многозначительная тишина.
Тишину нарушила Пэт.
– Тут ты ошибся, Джуниор, – сказала она. – Марта на девятом месяце, если ты не заметил. Это я шумела. Стыдно, конечно, признаться, но мне нанес визит Преподобный Брайан, и мы немного увлеклись.
От этих слов Джуниора чуть не стошнило, кода он представил себе шумно совокупляющихся стариков, колыхающуюся морщинистую плоть. Он, правда, забыл, что у него плоть тоже морщинистая, хоть и молодая.
Ромашку тоже покоробила картина резвящихся Пэт и Преподобного, но она одернула себя, позволив политкорректности выровнять накренившееся воображение.
«Почему, собственно, – убедила она себя, – старики не могут трахаться столько, сколько им захочется? Если они справляются с этим, то почему бы более молодым не смотреть на старческую похоть сквозь пальцы?»
