Алексей оглянулся. Лес стоял мощной, крепко сбитой стеной. И верно — ни зимой, ни летом его не прошибешь; хорошая, надежная защита.
— А что Михалычу будет за порубленное дерево?
— Который раз ему… Хватит. Теперь ему хорошая наказания будет!
— Петрович, — со вздохом сказал Алексей. — Нельзя так!
— Можно! И нужно! — сказал Петрович, сделав вид, что не понял, на что Алексей намекает. Алексей ведь имел в виду не наказание для Михалыча. Но что делать! Бывает же так, что люди не понимают друг друга…
Насчет аптеки. Никогда не думал, что можно ночевать… на аптеке. Или — в аптеке? Вот уж когда никто не сможет сказать, как правильно. Даже сама классная, хоть она у нас и по русскому.
Вечером Петрович сказал:
— Теперь пошли ночевать на сеновал.
— Это как? — спросил я и подумал: «Сено-валом, все-навалом, смех да и только» — вот что подумал я, и мне захотелось домой. Там все понятно: пошли спать — это значит нормальная кровать. Мягкая, уютная. Спи сколько хочешь, пока в школу не поднимут.
— А вот так, — сказал Петрович, — самое лучшее дело — сеновал. Там же запах такой…
Мы взобрались по лесенке под самую крышу сарая, что стоял как раз напротив дома. Под крышей, как под сложенными ладошками, лежало сено, — это и был сеновал. Там шуршала, жила, пахла целая аптека — так сказал о нашей постели Петрович. Страшно понравилось мне готовиться к ночи без всяких разных простыней-одеял.
Петрович на ощупь (а может, и просто по запаху?) находил травинки и приговаривал:
— А вот ду́шица… ду́шица… да… от простуды она. Ну, и разные другие хворобы выводит.
— Хворобы — это что? — спросил я.
— Хвороба — это болезнь. Чи ты по-русски не понимаешь? Чему только вас в школе учат?
— А это что пахнет? — Я наугад выхватил из шуршащей, неугомонной своей постели первую попавшуюся травинку.
— Да то ж полынец! — радостно воскликнул Петрович и зашуршал, стал умащиваться поудобнее.
Я тоже попробовал устроиться поуютнее и представил себе наш дом: мама подходит к моей постели, одеяло поправит, что-нибудь ласковое скажет. И папа тоже… Хотя он сейчас, может, спит еще походнее, чем я. Где придется. Он такой, его работа приучила. И армия тоже.
— Чего примолк? — спросил Петрович. — Дремлешь?
— Не-а! — сказал я и нашел чабрец. Нашел и обрадовался. Папа сколько раз в степи за городом давал мне нюхать. Я его хорошо знал, потому и обрадовался: оказывается, чабрец не только у нас есть, и в лесу — тоже. Старый знакомый!
