Другая дама напустилась на Анну:
— Хорошая мать! Побежала за нарядами и бросила ребенка!
— Вдову каждый норовит обидеть, — мрачно отозвалась Анна. — Пойдемте домой, дети, дедушка сходит в полицию. Отец за меня вступится.
И, взяв свои вещи, сконфуженная Анна с детьми потащилась вдоль покрытых сажей решеток, стен и заборов в какие-то все более неказистые части города. Уродливая улица напоминала набережную, только внизу вместо воды виднелись ржавые вагонные оси, согнутые и скрученные, словно после крушения поезда, и разный железный лом. В центре города живут почтенные люди, а по его окраине сейчас идет Ружена и тащит тяжелые узлы. Здесь, над железнодорожным районом, небо из угля и олова, днем на небе стоит медное солнце, ночью висит жестяной месяц, каждый глоток воздуха пропитан угольной пылью черной Праги.
Анна Урбанова шла молча, упрямая и злая. Скорей бы дойти. Она знала все: как тесна и трудна жизнь и как в ней беспомощен человек. Вдова умела стирать, варить, стряпать, чинить одежду, убирать в комнате. Она добросовестно заботилась о детях. Но бедность — это не только голод и холод, как думают богатые. Голода семья Урбана пока не знала, даже во время войны Анна доставала в деревне все необходимое. Бедность — это еще и ощущение какой-то тесноты, подавленности. Жизнь трудна, вечно ты связан, во всем помехи, за все приходится расплачиваться, за каждое самое ничтожное отклонение от принятого уклада. Другие в таком отклонении находят удовольствие, ты — только тяготы. Никто не учил Анну, как нужно жить, а отроду она была недалекой. Она это и сама понимала, правда не так отчетливо, как мы с вами, потому что мы ведь только описываем все это словами, а она, как всякий человек, иной раз ощущала все бремя своей жизни.
Перед ними высился Жижковский холм с беседкой на вершине, куда вела, извиваясь, тропинка. Желтеющую листву садов покрывал легкий налет сажи. Улицы Жижкова доходят до самых склонов холма. Анна с детьми повернула за угол, и мимо бань, пройдя под железнодорожным мостом, все вышли на проспект Гуса, поднялись вверх и наконец подошли к дому. Ондржей и не думал, что это такой унылый дом.
Перед тем как войти, мать, впервые за всю дорогу, обратилась к детям:
— Ондржей и Ружена, смотрите не болтайте в доме, что у нас украли корзинку. Я сама скажу дедушке об этом, когда будет надо. Лучше помалкивать. Бедный человек должен стараться, чтобы о нем не болтали.
Через ворота они вошли во дворик, прилегавший к склону Жижковского холма. Ондржей несколько утешился, увидев во дворе гараж.
