— А то же и было, что сейчас. Внизу мастерская красильная, до октябрьского еще переворота, наверху жили потом, мы же и жили.
Речь у старухи оказалась ясная, но память подводила. Она путала себя с собственной матерью или бабкой, что жили здесь до революции и владели красильней. Старуху звали Катериной Алексеевной, не то Павловной — сбивалась. О родных сказала, никого у нее не осталось.
— В блокаду, что ли погибли, бабушка? — вежливо поинтересовался Николай, и старуха уклонилась от ответа, сделала вид, что не расслышала. Упомянула какую-то Любашу, пора, мол, к ней перебираться. Значит, родственники все же имелись. Но тут же бедную Лубашу и обругала за то, что грех на себя взяла, отравилась. С мозгами у бабки наблюдались проблемы. Николаю хотелось заглянуть в комнаты, там наверняка нашлось бы на что посмотреть, но старуха не пустила.
— Иди в свою мастерскую, пора тебе. — Выходит, знает, что он не живет здесь, что у него мастерская, а может, путает с прежними временами, со своей красильней. Николай спустился, решив нарисовать старуху по памяти, как видел ее на фоне темного «мариинского» буфета, похожего на замок из сказки.
Картинка получалась нарядная и выразительная, Николай работал быстро, гуашь хорошо ложилась на лист, сегодня все удавалось. Закончив картинку, внезапно захотел спать, так сильно, что не смог бороться с собой и поплелся на кушетку, волоча ноги, как пьяный. Перед тем как окончательно уснуть, подумал, что неожиданная сонливость вызвана давешней растрепанной барышней из сна, не иначе свидание назначает.
Барышня не замедлила появиться. Присела на краешек кушетки, расправила оборочки-рюшечки, наклонила к плечу русую взлохмаченную головку. Николай уже начал соображать, что к чему.
— Здравствуй, Люба, — произнес он, не сомневаясь, что попал в точку.
— С Катенькой общался, — отметила полупрозрачная Люба. — Обо мне спрашивал, уже по имени зовешь.
— Скорей уж, с бабой Катенькой, — поправил Николай. — Сегодня утром ее портрет сделал, белила еще не просохли. Да ты сама знать должна, привидениям положено все знать про нас.
— С вашими суевериями очень трудно справляться, — нерешительно заметила Люба и обеспокоилась — не обидела ли. Николай улыбался.
— С нашими суевериями? Суеверие — это ты. Привидения — это суеверие, и сейчас с одним из них я разговариваю. Во сне.
— Видите ли, это не совсем сон. И я не привидение. Привидений не существует, кстати. А видеть я могу только то, что происходит в этой комнате, ну, и в соседней тоже, естественно.
