Был конец ноября. Однажды утром я застал Родяка в шумном споре с Зингером. Пригнувшись к партам, они ожесточенно размахивали руками и яростно шептались. Зингер казался весьма озабоченным, высказывался коротко, но решительно и ультимативно. При моем появлении оба сразу замолчали. Это недоверие меня не оскорбило, так как я в то время еще не был посвящен в их тайну (правда, и после посвящения они почему-то всегда держались со мной весьма осмотрительно) .
На большой перемене я поймал в коридоре Родяка. Я тактично задал ему несколько вопросов. Он заметно смутился и ответил уклончиво. Зингер оказался более общительным. Я узнал, что дело Родяка Жемле, которое с давних пор грозило опасными последствиями, сегодня утром приняло такой оборот, что дипломатическим путем ничего уже не исправить.
Мне давно было известно, что между Родяком и Жемле существуют непримиримые принципиальные разногласия: Родяк, как глава радикалов, обвинял Жемле в тайных паншпанистских симпатиях. В то время шпана установила в районе Йожефвароша настоящий террор, ее влияние распространилось далеко окрест, вплоть до улицы Риго. Ходили слухи, что агенты шпаны проникли и в нашу среду, в пятый и шестой классы, где числятся учениками. Жемле решительно отрицал свою связь со шпаной. Его контакты с нею носили якобы сугубо случайный характер и не затрагивали жизненных интересов улицы Риго. Тем не менее Родяк во время большой перемены сурово предостерег Жемле от его прекраснодушных иллюзий. Конфликт между двумя деятелями обострился. Наконец сегодня утром по какому-то совсем незначительному внешнему поводу между ними разгорелась острая перепалка. В горячке спора Тивадар Жемле, забыв о всякой предосторожности, перешел к угрозам по адресу Родяка и его сторонников, проболтавшись, что вечером, по дороге домой, на них нападет шпана, вооруженная палками.
Мигом струхнув оттого, что выдал себя, Жемле пошел было на попятную и стал утверждать, что лично он к этому делу непричастен, что он якобы ничего точно не знает, просто он об этом случайно узнал. Но Родяк не обратил внимания на эти отговорки, немедленно прекратил спор с Тивадаром Жемле и удалился с Зингером на совещание.
Так развивались события до одиннадцати часов дня.
Я воссоздал эту обстановку по отрывочным данным: Зингер и Родяк, предчувствуя близость тяжелого часа, высказывались чрезвычайно сдержанно. Еще до одиннадцати, во время урока, меня сзади толкнул в бок Жемле и, взяв с меня клятву молчать, сказал, чтобы после школы я подождал его у ворот-он сообщит мне нечто чрезвычайно важное. Хотя я тогда еще не был полностью в курсе надвигающихся событий и не предугадывал исхода грядущих схваток, но, повинуясь интуиции, я сразу принял сторону Родяка. Поэтому на обращение Тивадара Жемле я ответил уклончиво.
