прикинуть расстояние до целей. Пулеметы били сверху с двух сторон, и стрелять по ним теперь было нельзя, вся пристрелка пришлась бы по лежащим внизу разведчикам; это станет возможным лишь когда мы выберемся отсюда. Я перевернулся на бок в своей ложбинке, чтобы лучше видеть Муху и пулеметы – и тут же получил очередь в свою сторону, которая, впрочем, не нанесла мне вреда. Если они вот так никому не дают даже шевельнуться, значит, они с самого начала держали под прицелом все наши маневры и только выжидали, пока втянется весь взвод – побежал офицер, и ударили. Неужели уже всех перестреляли, один я остался? Нет, всех так быстро не могли, двадцать человек не могли. У меня было сильное искушение рывком преодолеть эти двадцать примерно метров до безопасного места, но теперь стало ясно, что не добегу. Я знал, что скоро подойдут роты, задымят все кругом, начнут палить во все стороны, чтобы дать нам выскочить… надо только подождать.
Я стал кричать Мухе, не шевелясь и не видя его.
– Муха, слышишь меня?
– Да, тащ лейтенант. Вы не ранены?
– Пока нет. Переходи на частоту командира батальона, передавай: “Я, Рама-41, обстрелян противником за поворотом, есть потери, взвод лежит в пятидесяти метрах впереди меня, стрельба по целям невозможна, Маяк-11 убит”.
Я слышал, как Муха повторяет все сказанное короткими фразами…
– Они спрашивают, тащ лейтенант, как сам Рама-41, не ранен?
– Передай, что жив-здоров.
Я слышу, как он все передает. Потом пауза, и Муха, видимо, отвечает на вопрос комбата: “Я тоже в порядке”.
Мы оба в порядке. Пока в порядке. Муха, правда, в большем порядке, потому что он за удобным уступом, и пулемет с северной стенки до него, кажется, не достает. Оглядевшись, я подумал, что душманам было бы лучше перестрелять нас всех поскорее, пока не подошли роты, – полчаса у них еще есть. Чего ж они медлят? Сейчас им ничего не угрожает. Если у них сейчас пару человек спустятся с горок, пока другие не дают нам поднять головы, и помечут в нас несколько гранат, то никто отсюда не выползет. Как хорошо, что я нагреб достаточно камней, да и ложбинка попалась удобная. Кому не так повезло с ложбинкой, тому уж ни в чем никогда не повезет. Но даже и когда подойдут роты, то вряд ли сразу сообразят, что делать при таком положении. Именно такие положения называют безвыходными. Я задумался над тем, что такое “безвыходное положение”, и не мог понять окончательно. Наверное, это и есть смерть. Перед нею всяк становится философом, даже командиры взводов.
