Синяя книжечка перелистана, и нельзя сказать, чтобы она была достаточно толковой. Живое слово дало бы больше.
Вчера за ужином Егор Егорович сидел рядом со старым французом, молчаливым и как будто безжизненным. Все были весёлы, он оставался задумчивым. Егор Егорович, обычно вина не пивший (полстаканчика с водой), тут после двух стаканов осмелел и почувствовал потребность в душевной беседе. И он спросил молчаливого соседа:
— Вы, вероятно, давно состоите в обществе? Сосед медленно разрезал кусок худосочной телятины и ответил:
— Двадцать три года, дорогой брат.
— Ой! Так что вам, конечно, известны многие тайны?
С полной серьёзностью сосед сказал:
— Тайна есть только одна, и узнать её невозможно.
Егору Егоровичу очень хотелось спросить, что это за тайна, но он удержался. Прожевав кусок телятины, сосед прежним тоном добавил:
— Эта тайна: откуда мы пришли, кто мы и куда мы идём? И в этой тайне все.
Интерес Егора Егоровича не, до чтобы потух, но ослабел. Он знал отлично, что он — служащий фирмы Кашет, пришёл из дому, с улицы Конвансьон, вернется туда же. А когда он вернется, жена, если она ещё не спит, спросит:
«Ну, кормили тебя, конечно, дрянью?»
Вряд ли она проявит большой интерес к тайнам Егора Егоровича.
После пюре из каштанов, от которого остается во рту сладковатый сор, подали жиденький тёплый кофей; и тогда председатель провозгласил сразу несколько тостов, а оратор ложи повторил приблизительно то же, только покороче, что уже говорил, когда оглушённого и ослеплённого Егора Егоровича усадили на особый стул. Опять не без труда усвоил себе Егор Егорович, что в дальнейшем ему постоянно придётся заниматься обтёсыванием камня, причём особенно старательно скалывать суеверия и предрассудки. Затем предложили самому Егору Егоровичу ответить на эту речь. Сильно смущаясь, но не столько затрудняясь в языке, сколько в приведении мыслей в должную связь, Егор Егорович поблагодарил своих новых братьев за то, что они приняли его в свою среду, и обещал обтёсывать себя по мере сил и знания, чтобы быть достойным. Так как все присутствовавшие именно этого от него и ожидали, то Егор Егорович имел успех: ему аплодировали и жали руку.
У трамвайной остановки Егор Егорович опять оказался вместе с тем же стариком, подошедшим позже. И тут Егору Егоровичу пришла в голову мысль, имевшая а его жизни чрезвычайные последствия. Он предложил французу зайти в кафе и взять аперитив. Тот сразу согласился — и целый час они провели за уединённым столиком. Молчаливый в большом обществе француз оказался отличным и живым собеседником вдвоём.
