Правда, Джонс как будто не собирается манипулировать ею с помощью полученных сведений. Но кто знает, что будет дальше?
— Нечасто, — ответила она, допивая остатки холодного кофе и стараясь говорить ровно, без выражения.
Джонс нахмурился:
— А как относятся к его работе ваши родители? Ведь ваши родители еще живы?
Подбирается ближе…
— Они относятся нормально.
Неправда! Отец переносит страдания стоически, но это не значит, что он равнодушен или его не волнует судьба сына. Мама же сама не своя от волнения. Да и сама Джесс тоже — ведь они с Саймоном близнецы!
— Почему вы спрашиваете? — Собравшись с духом, Джесс решительно перехватила инициативу. Здесь вопросы задает она. Она следователь, она, если угодно, ведет допрос. Молодой человек — свидетель и возможный подозреваемый. В голову лезла непрошеная мысль: «Ему лет двадцать пять-двадцать восемь, а ведет он себя как мальчишка-подросток».
Джонс перенес психическую болезнь, такие болезни часто накладывают отпечаток на внешность. Речь идет не только о потере веса или, например, облысении. Иногда после болезни человек буквально стареет или, наоборот, как Джонс, словно перестает взрослеть. Он всего на несколько лет моложе ее, но ей все время приходится напоминать себе, что они почти ровесники. Джонс не мальчик. Он взрослый мужчина.
Правда, Джулия Джонс не считает сына взрослым. Иначе она не обратилась бы за помощью к семейному адвокату.
Джонс пристально наблюдал за ней, и Джесс стало не по себе: показалось, что он читает ее мысли.
«Я не должна его недооценивать!» — напомнила она себе. Он ведь учился на врача, его учили распознавать симптомы, понимать, что пациент скрывает или о чем не догадывается. Его учили распознавать язык жестов: подергивание лицевых мускулов, состояние кожи, тремор рук — выдать способно все. Подготовка врачей немного похожа на ее подготовку. Наблюдение за свидетелем и наблюдение за пациентом чем-то сродни друг другу. Она наблюдает за Дэвидом Джонсом с тех пор, как они встретились на стоянке. Но ведь он тоже наблюдает за ней, изучает ее! Джесс стало еще больше не по себе.
— Я единственный ребенок, — пояснил Джонс. Он вдруг совершенно расслабился, обмяк.
Джесс невольно удивилась, как будто в комнате внезапно потеплело градусов на десять.
— По-вашему, именно из-за этого ваша мать так беспокоится за вас?
— Ну да, — согласился Джонс. Теперь он словно не о себе говорил, а о каком-то другом человеке. Они будто обсуждали чужую историю болезни, внезапно превратясь в коллег, в напарников, которые вместе обдумывают трудный случай. — По-моему, если у родителей всего один птенчик, они надеются, что он высоко взлетит, когда они его выкормят. Все их надежды и устремления связаны с одним человеком. Их ребенок должен жить хорошо — иначе они, его родители, будут считать себя неудачниками.
