— Вот-вот… — Она кивнула. — В этом и состоит главная проблема. Петя обещал. Генин.
— Вон оно что… — протянул Максим. — Постой-ка, но ты же купила дачу уже после… Ну, позже?..
— Да, конечно, — согласилась Кира. — При том разговоре присутствовал Бар. Я — к нему. Он — с широкой душой, мол, если тебе Петька обещал, можешь на меня рассчитывать. Только не сразу. Через недельку-другую. Ну я и оформила покупку, обещав отдать остальное через две недели.
— И что?
— А ничего. — По ее щеке снова прокатилась слеза. — Я ему все объяснила, а он мне — твои, мол, проблемы. Сколько, говорит, тебе не хватает? Восемнадцать? О’кей, решим. Дам, если переоформишь дачу на меня. — Кира разрыдалась, и Максиму пришлось ее успокаивать.
— Продай к чертовой матери эту дачу! — решительно заявил он. — Продай — и дело с концом! И с Татьяной рассчитаешься, и свои деньги вернешь.
Она криво усмехнулась, стараясь не смотреть на Максима.
— Думаешь, ты один такой умный? А чем я, по-твоему, занимаюсь целый месяц? Думаешь, это легко? Уже всех риэлтеров обегала! — Она опять вытерла слезы, уничтожив последние следы косметики. — Сейчас осень! В стране кризис! А домик летний, старенький. Желающих продать — море. Желающих купить — никого. Я же ради этого и отпуск взяла. Думаешь, я развлекаюсь? Приятно мне, что ли, от Таньки прятаться? Я же все понимаю, Макс. И Илюшку с пеленок знаю…
— Понятно, Кирюша, понятно. — Он кивнул, похлопывая ее по плечу. — Иди к себе, умойся. Иди, Кирюша. А я пока посижу, подумаю.
В мертвой тишине, нарушаемой тихим журчанием воды из крана, звон разбитой тарелки прозвучал взрывом. Осколки скользили по кафелю, отскакивая от стен и мебели, крутились, точно посредственные фигуристы.
Татьяна поднесла руки к лицу, потерла мальцами виски. Надо что-то с собой делать. Сначала — рубашка, сожженная перегретым утюгом. Теперь — тарелка. Она тщательно подмела пол, высыпала осколки в мусорное ведро и вышла на балкон. Рука, потянувшаяся было за сигаретой, нащупала в нагрудном кармане деньги. Она еще раз их пересчитала. Десять пятидесятидолларовых бумажек. Месяц домработницы равен четырем месяцам старшего научного сотрудника Академии педагогических наук. И нечего смеяться.
На телефонной тумбочке, под пачкой сигарет, лежала кипа квитанций за телефон, квартиру, свет. Лежали и деньги на все эти выплаты, а также ароматизированная розовая бумажка, на которой корявым почерком десятилетнего прогульщика было нацарапано: «Уезжаю на неделю. Готовить не надо. Заплати за квартиру и т. д. Привет. Костя».
