— А чем он занимается, этот барон? — презрительно усмехнулся Сергей.
— Почему барон? — пожала плечами Кира. — Хотя, может, и барон. Во всяком случае, деньгами упакован по самые ресницы. Он наш директор. А чем еще занимается — да кто их сейчас разберет? Коммерсант, из новых.
— Бандит, что ли?
— Бандитом, Сережа, человека может назвать только суд. А мы пока можем называть его так: специалист по распределению денежных потоков.
Таня обреченно вздохнула, глядя на мужа. Неуверенно пробормотала:
— Пять лет университета, три года аспирантуры, еще два года — защита диссертации. Несколько серьезных научных работ. И вот — достойный венец карьеры: домохозяйка у криминального авторитета. Да…
— У меня, Танюша, почти такой же путь. Только аспирантуру бросила на второй год, о чем очень жалею. Надо было сразу.
— Погодите-ка. — Сергей в возбуждении прошелся по комнате. Глаза его горели, даже сама походка выражала негодование. — Вы тут все о науке толкуете, а ведь дело даже не в этом! Об элементарном чувстве собственного достоинства вы подумали? Об Илюшкиной психике вы подумали? После операции он заговорит — я в этом абсолютно уверен! — и кто-нибудь спросит его: «Мальчик, а кто твоя мама?» — Что он должен отвечать? «Да так, носки стирает бандиту». Об этом надо думать!
Татьяна долго наблюдала за мужем, наблюдала с каким-то странным выражением, И вдруг заявила:
— Хорошо, Кира. Я согласна. Завтра выхожу на работу. — И, обращаясь к Сергею, бросила:
— Чтобы Илюша сказал это, нужна операция. Ты сможешь ее оплатить из своего оклада-жалованья?
Максим сразу узнал ее, хоть и не видел после похорон. Такая же строгая, неулыбчивая, холодноватая. Пожалуй, складки у губ стали резче, глубже. Неудивительно: остаться в тридцать лет вдовой с двумя детьми на руках и с грустными воспоминаниями о некогда богатой и беззаботной жизни…
Сердце неприятно кольнуло: конечно, за четыре месяца можно было выбрать время если не заехать, то хотя бы позвонить. Нехорошо как-то получилось, недобро. Максим смотрел ей в глаза и ждал.
Лена не спеша открыла сумочку, достала сигареты, закурила. «„LM“, — мельком отметил Максим. — Н-да… При живом Петре ниже „Парламента“ не опускалась, а теперь…» Молчание затягивалось, и Максим склонил голову набок, словно побуждая ее начать.
— Максим, — тихо проговорила Лена и вдруг закашлялась; глаза заслезились, щеки покрылись нездоровым румянцем. — Максим, ты, насколько мне известно, долго работал в милиции. — Непонятно: вопрос это или утверждение? Он на всякий случай кивнул. — Поэтому я и пришла именно к тебе. Мне не к кому больше идти.
