Он прошел на галерею, чтобы умыться. От холодной воды он окончательно проснулся и успокоился.
Потом ему снились другие сны. Утром он уже не мог четко отличить их от действительности. Он нарочно уставал, надеясь от этого крепче заснуть.
Часто он в одиночестве скакал к руинам города. Завидев колонны, поворачивал назад; порою же, словно помимо своей воли или стыдясь самого себя, он подходил к колоннаде. В траве играли маленькие ящерицы. Но гадюк дон Мигель не заметил ни разу, а девушка не показывалась.
Он стал расспрашивать о ней. Все местные крестьяне знали ее. Отец ее, родом из Лучеры, был сарацином; девушка унаследовала от него колдовскую силу; она ходила по деревням, и повсюду ей были рады, потому что она избавляла фермы от ползучих гадов. Опасаясь злых чар или, быть может, безотчетно повинуясь зову крови, — ведь в жилах его предков текла и мавританская кровь, — он не стал преследовать эту сарацинку.
По субботам он исповедовался одному отшельнику, жившему неподалеку, благочестивому, пользовавшемуся доброй славой. Но на исповеди не рассказывают о снах. Совесть у него была неспокойна, но, к собственному удивлению, он не знал, в чем себя упрекнуть. Он объяснял это смятение предстоящим отъездом в Испанию. Однако в последнее время он почти не занимался сборами.
Как-то раз знойным днем, возвращаясь после долгой скачки, он остановил коня, спешился и опустился на колени, чтобы напиться из источника. В нескольких шагах от дороги из расселины вырывалась тоненькая струйка воды, вокруг этого островка прохлады пышно разрослись травы. Чтобы достать до источника, дон Мигель, подобно зверю, улегся на землю. В кустах зашуршало, дон Мигель; вздрогнул - перед ним стояла девушка-сарацинка.
— А! Коварная змея!
—Берегитесь, монсеньор, — сказала чародейка. — Вода змеится, вьется, трепещет и блестит, и яд ее леденит сердце.
— Я хочу пить, — ответил дон Мигель.
Он был еще достаточно близко от крохотного круглого озерца, образованного источником, чтобы заметить на подрагивающей водной глади отражение узкого лица с желтыми глазами. В голосе девушки послышалось шипение. «Монсеньор, — как ему показалось, услышал он, — ваша сестра ждет вас неподалеку с чашей, полной чистой воды. Вы нальетесь вдвоем».
Дон Мигель, пошатываясь, взобрался в седло. Девушка исчезла: и сама она, и ее речи лишь примерещились ему. Наверно, его лихорадило. Но, быть может, когда человека лихорадит, он способен увидеть и услышать то, чего мы обычно не видим и не слышим.
