Его пронзительный взгляд испугал ее. Между ними была лишь скамья. Как и она, он был одет в черное, и донна Анна, белая от ужаса, словно восковая свеча, смотрела на эту темную статую у подножия статуй в лиловом.
Потом, опомнившись, снова склонилась, чтобы поцеловать ноги Христа. Кто-то приблизился к ней. Она знала, что это ее брат. Он сказал:
- Нет.
И так же тихо добавил:
— Встретимся у портала.
Анне не пришло в голову ослушаться. Она встала, прошла через церковь, наполненную бормотанием молящихся, вышла и остановилась возле крайней арки портала
Мигель ждал ее. Оба они, утомленные долгим постом, были возбуждены более, чем обычно. Он сказал:
— Надеюсь, ваши молитвы окончены.
Она молчала, ожидая, что он скажет еще. Он продолжал:
— Разве нет других церквей, не столь многолюдных? Вами здесь достаточно налюбовались? Так ли уж необходимо показывать народу, как вы целуете?
— Брат мой, — сказала Анна, — вы серьезно больны.
— А, вы заметили? — сказал он.
И спросил, почему она не уехала на Страстную неделю в монастырь на Искии. Она не решилась сказать, что боялась оставить его.
Карета ждала на площади. Он сел в карету вслед за сестрой. Оставалось объехать еще четыре церкви, но она приказала кучеру возвращаться в замок Святого Эльма. Она сидела очень прямо, строгая и озабоченная. Глядя на нее, дон Мигель вспомнил, как она лишилась чувств, когда они возвращались из Салерно.
Они подъехали к замку. Карета остановилась у подземного выхода. Они вдвоем поднялись в комнату Анны. Мигель догадался, что она хочет поговорить с ним. Снимая покрывало, она произнесла:
— Знаете ли вы, что отец сватает мне жениха из Сицилии?
— Вот как? И кто же это? Она кротко ответила:
— Вы же знаете, что я не дам своего согласия.
Она сказала, что хотела бы удалиться от мира и, быть может, навсегда поселиться в монастыре на Искии или в обители кларисс, великолепном монастыре, который часто посещала донна Валентина.
— Вы в своем уме? — закричал он.
Он был вне себя.
— И вы будете жить там, обливаясь слезами, изнемогая от любви к восковой кукле? Я ведь видел вас только что. И вы думаете, я разрешу вам иметь любовника, если он был распят? Скажите, вы слепы или кривите душой? По-вашему, я могу уступить вас Богу?
Она в ужасе отшатнулась. Он повторил несколько, раз:
— Никогда, никогда, никогда!
Он стоял, прислонясь к стене и уже приподняв портьеру, чтобы выйти из комнаты. Хрип рвался из его горла. Он закричал:
— Амнон, Амнон, брат Фамари!
