Первая стычка с татарами оказалась исключительно удачной – мы напрочь разбили двухтысячный заслон обоза! Евпатий подал сигнал, чтобы остановились. Надо разобраться с ранеными и убитыми. Вперед за лесок поскакали дозорные, чтобы, если вдруг появится еще одна тысяча или даже сотня, не оказаться застигнутыми врасплох.
Дружинники соскакивали с коней, вытирали свои мечи и сабли, подходили к товарищам, окликали раненых, сносили в сторону убитых, добивали раненых татар, только пару человек в одежде получше добивать не стали, видно, сохранили как языков. Кто-то уже стал перевязывать раны себе или другу…
Я оглянулась вокруг, ища глазами Вятича. Он подъехал совсем не с той стороны, откуда я ждала, покачал головой:
– Как за тобой приглядывать? Ты чего в первых рядах помчалась-то?
– Где?
– Даже сама не поняла? Ты же следом за Евпатием была в первом ряду. – Вятич вдруг рассмеялся: – А ловко у тебя получается лошадям по крупу.
– Но ведь действует!
– Конечно. И хорошо действует. С десяток уничтожила. Одна – десятерых, это счет.
Я понимала, что убила не десять татар, а их лошадей, но хозяева были просто затоптаны другими всадниками. Тоже дело.
– Ты не ранена? Давай, посмотрю.
У меня действительно невыносимо болел бок, по которому попал меч, но посмотреть удалось не сразу. К нам подъехал Евпатий Коловрат.
– Тебя как зовут, сынок?
– На… Никола.
– Ловко у тебя получается лошадей татарских бить. Жалко, конечно, коней, но все одно погибнут… Только вперед не лезь, неопытен пока еще.
– Ага, – кивнула я, морщась от боли, любое движение давалось с трудом. Это заметил и Коловрат:
– Ты не ранен ли?
Вятич потащил меня в сторону перевязываться. И только тут я сообразила, что снять рубаху просто не могу.
– Отъедем чуть дальше.
– Вятич, я как-нибудь сама.
Он внимательно посмотрел мне в глаза:
– Ты захотела быть Николой? Так будь до конца. Я же не показываю тебя всем. Пойдем!
От настоящей раны меня спасла кольчуга, но удар был слишком сильным, и ребро наверняка сломано. Это сказал Вятич. У него оказались руки хирурга, то, как сотник ощупывал мой многострадальный бок (я вспомнила, что бок болел и тогда, когда я только очнулась в этом теле в Козельске), говорило о профессионализме.
– Придется туго перетянуть и постарайся не наклоняться пока.
Легко сказать, а выполнить как?
Вятич бинтовал меня полосами, оторванными от чьей-то рубахи (наверняка оторвал у убитого), а я дрожала, как осиновый лист на ветру.
– Замерзла? Я быстро.
