Буратино не потерял присутствия духа. Он лез вверх по живой цепи, применяя против месткомовцев приёмы из всемирно известной борьбы Хун-Ци.
На высоко болтавшейся лестнице висели агенты и Чмотанов. Заместитель Барашков сорвался и тяжело ударился о землю. За ним просвистел Чмотановский ботинок.
Сельповский сторож Аггеич сорвал с плеча неразлучную двустволку и прицелился в выпуклое брюхо вертолёта.
— Бей, Аггеич! Уйдут, бей Христа ради! — кричал у него над ухом безоружный председатель ДОСААФа.
— Дык у меня в одном стволе - соль, а в другом горох! — по-бабьи причитал Аггеич, не отрываясь от приклада.
— Да не тяни ты! Огонь! — скомандовал побледневший председатель и рубанул воздух рукой.
Аггеич нажал на спусковой крючок.
Громыхнул выстрел. Вертолёт крутануло в воздухе. Лестница оборвалась, посыпались люди, и —
расторопные официанты из ресторана «Дорожный» поймали Ваню Чмотанова на растянутое полотнище переходящего Красного знамени.
— Огонь! — опять рубанул воздух досаафовец, и сторож Аггеич всадил горох в моторную группу вертолёта.
Машина ринулась к земле. Грянул взрыв.
В стороне от дороги взвилось пламя над грудой продырявленной фанеры.
— Так их... мать! — ахнул председатель. — Будут знать, как Ленина воровать!
Доблестных зенитчиков окружила толпа. Им жали руки, пытались качать. Аггеич самодовольно крутил ус и кричал: «Знай наших!»
Заграничный стервятник догорал в поле.
...Ваня Чмотанов со строгим лицом, вытянувшись в струнку, лежал на алом полотнище. Люди жались к нему всё ближе, держались за края знамени. Осторожно положили рядом с Ваней обронённый ботинок.
Барашков прикладывал снег к раздувшемуся носу.
— Ладно, пошли обратно, — сказал он. — Не вышло, просчитались злодеи. Впредь будем бдительнее.
— Заступник ты наш родной! — причитала баба в телогрейке, протягивая к Ване руки. — Веди нас! Будем холод и голод терпеть, только не серчай на нас, скорее поправляйся!
Ваня, пришедший в себя, слабо улыбнулся и, превозмогая чудовищную головную боль, взял под козырёк.
* * *
— Аркадий, — сказал Чмотанов. — Мне пора соскакивать. Подыщи машиниста на станции, скажи: надо ехать в Разлив. Или как сумеешь, но чтоб паровоз был. Сегодня ночью я отбываю.
— А я? — тоскливо протянул Аркаша.
— А ты останешся здесь в качестве Чрезвычайного и Полномочного Комиссара! Мандат выписать?
— Мы можем и без мандату кровя пускать кому следовает, — презрительно усмехнулся Аркаша и расправил плечи. Ну и тряхну я их в тереберину мать, пусть знают, кого потеряли. Хошь, речь скажу, когда отъезжать будешь? «Уходя от нас товарищ Ленин завещал нам... »
