— Забыл сказать, Мань, чтоб наоборот на холод вынесла. Как бы не запахло...
— А что в нём-то?
— Сувенир, Маняша, стомиллиардный.
Ваня залез на печку, разгрёб кучу подшитых валенок и луковой шелухи. И спрыгнул с чемоданчиком.
— Гляди, Маняш.
Молния заела. Ваня долго дёргал. Маня смотрела выжидающе. Наконец, она заглянула. И обомлела. В чемодане на вате лежал череп. Ваня смотрел тупо. Маня перекрестилась.
— Так, как... — прохрипел Чмотанов. — Вот, значит, какой прах бывает...
В желтоватую корку, окружавшую череп, встыли щетинки. В глазнице лежал некрашенный деревянный глаз. Тоскливо торчал фаянсовый носик от чайника. Ваня вытащил гофрированное картонное ухо.
— Мощи, значит... Вот те и миллиарды, Манюшка...
— Вань! — тревожилась подруга — Или по кладбищам шаришь?
— Да-а, святыня. — Он вынул череп и бессмысленно вертел в руках. И в затылке увидел аккуратную дырочку.
— Это как же?.. То есть, конечно, стреляли... Только вроде бы не сюда...
Ваня расстроился. Зуб разболелся сильнее.
— Налей, Манюш, стопку. Что же это.
Чмотанов выпил и сидел долго, задумчиво хлопая челестью черепа на пружинках.
— Тёмное дело, история, Маня. Что там, зачем - не понятно нам.
В дверь постучали. Ваня скрыл череп одеялом, глянул в окно. У крыльца топтался Аркаша, дружок верный.
— Открой, Мань.
Друзья обнялись и выпили. Горчило во рту, не столько во рту - на сердце.
«Опять по карманам», — с досадой думал Ваня. Но прислушался к рассказу Аркаши.
Да мы, Вань, через чердак пойдём. Я смотрел, доска одна ходит, вынуть и вниз. Ты не думай, дело верное. И на Кавказ. А попозже Маньку выпишем.
— Это мы обдумаем, Аркаша. Налей-ка, Мань. — И крякнул. — Ох! Зуб дёрнуло!
— Дай-ка платком перевяжу, — засуетилась Маня. — Спиртом пополощи, уймётся...
Друзья пошли осматривать местностсь - работать или нет в сберкассе.
— Ванюшка! — окликнула Маня вслед. — А ... с костью что делать-то?
— А! — Махнул рукой Чмотанов. — На печку сунь.
* * *
Не смотря на будний день, улицы Голоколамска на глазах закипали возбуждённой толпой. Милиция жалась к отделению, неуверенно прикрикивая издали:
— Шли б работать, чего языками трепать!
