— Я вас не ждал, вы не предупредили…
— Закройся, — Гас сказал, как плюнул. — У меня для тебя кое-что есть, — он ухмыльнулся. — Что-то особенное.
Он извлек из-под плаща бумажный пакет и положил его на стол. Оглянулся на стеклянную дверь, проверяя, не видно ли с улицы, и достал из пакета газетный сверток. Разворачивая бумагу, он то и дело поглядывал на Люсьена.
У того приоткрылся рот, и глаза стали круглыми, когда Гас наконец извлек вещь. Это был золотой, украшенный драгоценными камнями крест, около полутора футов высотой, невероятно тонкой работы.
Гас положил его на развернутые газеты. Люсьен осторожно выдохнул.
— Mon Dieu, mon Dieu…[2] — Француз поднял глаза на Гаса.
Лоб у него мгновенно покрылся бусинками пота.
— Иисусе, Гас…
Ну, тут он прав.
Француз снова опустил глаза, и Гас, последовав его примеру, увидел, что газета развернута на странице с фотографиями музея.
— Это из?..
— Во-во, — подмигнул Гас. — Недурная штучка, а? Второй такой не найдешь.
У Люсьена дергались губы.
— Non mais, il est complètment taré, ce mec.[3] Слушай, Гас, я и пальцем к нему не притронусь.
Как будто кто-то просил его трогать! Гасу всего-то и нужно, чтобы Люсьен его продал. И поскорее. В последние месяцы Гасу не везло. Он и раньше попадал в переделки, но не в такие и не с такими людьми, как те, что теперь держат его на мушке. С того дня, как Гас окреп и размазал своего старого отца — пьяницу и драчуна — в лепешку, люди боялись его. И вот теперь, впервые с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, он вспомнил, что такое страх. Люди, скупившие право на его игорные долги, принадлежали совершенно к другой породе. С такими он еще не сталкивался. Таким убить легче, чем ему — раздавить таракана.
Странно, но они же и подсказали ему, как выпутаться. Через них-то он и вышел на парня, который состряпал ему музейную работенку. И вот он здесь, хотя ему было четко приказано не пытаться ничего продавать в первые шесть месяцев.
А пошли они… Ему нужны деньги, и поскорей.
— Слушай, тебе нет дела, откуда что, понял? — рявкнул он на Люсьена. — Твое дело — кому загнать, и за сколько.
Казалось, француза вот-вот хватит удар.
— Non mais… Послушай, Гуасс, это невозможно. Совершенно невозможно. Эта штука еще слишком тепленькая. Я не сумасшедший, чтобы…
Гас схватил Люсьена за глотку и приподнял над столиком, едва не обрушив хрупкое сооружение. Он приблизил свое лицо к лицу Люсьена.
— А мне плевать, будь эта хрень хоть термоядерной, — прошипел он. — Кое-кто собирает такое дерьмо, и ты знаешь, где их найти.
