— Теперь вы верите моему бесстрашию? — кокетливо спросила она.
— Не было никакой надобности в такой дерзкой игре с опасностью лишь для того, чтобы убедить меня, — ответил он сурово и, когда смелая девушка благополучно вернулась, глубоко вздохнул. — Один неверный шаг — и вы погибли бы.
— У меня не кружится голова; мне хотелось испытать сладкое и жуткое чувство, сжимающее сердце, когда стоишь над пропастью. Так и тянет вниз, так и кажется, что ты должна броситься туда, навстречу смерти! Вы никогда этого не испытывали?
— Нет, — холодно сказал Эгберт. — Надо иметь много… свободного времени для того, чтобы испытывать подобные ощущения.
— Которые вы считаете недостойными серьезного человека?
— По крайней мере, нездоровыми. Кому нужна жизнь для труда, тот дорожит ею, а если рискует, то лишь тогда, когда этого требует долг.
Если бы этот резкий ответ был произнесен кем-то другим, Цецилия, не говоря ни слова, повернулась бы спиной к такому нахалу. Несколько минут она молча смотрела на лицо молодого человека, все еще покрытое бледностью, а потом улыбнулась.
— Благодарю за нравоучение! Мы ведь не понимаем друг друга, господин Рунек.
— Я уже говорил, что мы принадлежим к двум различным мирам.
— Хотя и стоим так близко друг к другу здесь, на вершине Альбенштейна, — насмешливо договорила Цецилия. — Впрочем, я нахожу, что достаточно насладилась этим оригинальным удовольствием; я буду возвращаться.
— Так позвольте мне проводить вас, спуск гораздо опаснее, чем подъем. Дружба с Эрихом обязывает меня не оставлять вас одну.
— Дружба с Эрихом? Ах, вот как! — губы баронессы надменно искривились, когда ей напомнили о женихе. Она бросила последний взгляд на крест, где утренний ветерок развевал длинные концы ее шарфа, и продолжала: — Старому, закаленному в непогодах кресту, конечно, никогда еще не случалось носить такое украшение! Я дарю этот шарф духам Альбенштейна; может быть, они из благодарности позволят мне хоть одним глазком взглянуть на их сокровища.
Она звонко засмеялась и направилась вниз; Рунек молча пошел впереди. Он был прав: спуск был очень опасен.
Время от времени в особенно опасных местах Эгберт несколькими словами напоминал своей прекрасной спутнице, чтобы она была осторожнее, и протягивал ей на помощь руку, но она ни разу не воспользовалась его услугами; она беззаботно шла по крутой тропинке, словно по самой удобной дороге; легкость походки давала ей возможность идти по сыпкому щебню, где ноги Эгберта не находили опоры, а когда надо было перепрыгнуть, она опиралась на альпеншток
