— Да, известно! — несколько раздраженно ответила пациентка. — Я жду ваших предписаний.
— Которых, разумеется, не станете выполнять? Но этим вы от меня не отделаетесь, я придерживаюсь строгой методики. Во-первых, воздух в вашей комнате никуда не годится — он слишком удушлив и тяжел; прежде всего мы откроем окно! — Гагенбах без дальнейших рассуждений распахнул окно. — Вчера вы выходили из дома?
— Нет, вчера был ветер и дождь.
— На этот случай существуют дождевики и зонтики. Берите пример со своей воспитанницы; посмотрите в парк, фрейлейн.
Майя превесело переносит ветер, а это крошечное существо Пук тоже борется с ветром весело и храбро, хотя его чуть не сдувает с земли.
— Майя молода; она счастливый ребенок, не знающий еще ничего, кроме смеха и солнечного света, — со вздохом сказала Леони. — Ей еще не известны горе и слезы, тяжелые и горькие удары судьбы, которые надрывают наши силы.
Она невольно посмотрела на письменный стол, на стене перед которым главное место занимала большая фотография в темной раме; должно быть, с этим портретом были связаны дорогие и горестные воспоминания, потому что он был окружен черным флером[5], а перед ним стояла вазочка с фиалками.
Проницательный доктор заметил этот взгляд. Он как бы случайно подошел к столу и, рассматривая портреты, сухо заметил:
— От ударов судьбы никто не застрахован, но их гораздо лучше переносить со здоровым юмором, чем со вздохами и слезами. А, портрет фрейлейн Майи! Очень похожа! А рядом ее брат, удивительно, до чего он не похож на отца! Кого изображает эта фотография? — и он указал на портрет, украшенный траурным флером.
Вопрос застал Леони врасплох; она вспыхнула и ответила нетвердым голосом:
— Одного… одного родственника.
— Может быть, вашего брата?
— Нет, кузена… очень дальнего родственника.
— Вот как? — протяжно произнес Гагенбах. Казалось, этот «дальний родственник» заинтересовал его; он весьма внимательно рассмотрел лицо бледного и худого молодого человека с гладко зачесанными волосами и мечтательно прикрытыми глазами, а потом равнодушно продолжал: — Это лицо как будто знакомо мне; должно быть, я видел его где-то.
— Вы ошибаетесь! Его давно нет в живых, много лет назад он похоронен в знойных песках африканской пустыни.
— Упокой, Господи, его душу! Как же он попал в Африку с ее знойными пустынями? Как исследователь?
— Нет, он умер мучеником за святое дело; он отправился с миссией, целью которой было обращение язычников в христианство, и не выдержал климата.
