Все возвращается на круги своя?
Именно так и воспринято было финальное действие.
В кольцевой композиции усмотрели обывательскую позицию автора. Над возможностью перемены и прояснения финала будут потом напряженно биться в театре, меняя вариант за вариантом.
Осенью 1926 года финальная картина станет картиной Мышлаевского, повернется в сторону капитана, готового служить в Красной Армии. В центре первой редакции — доктор Алексей Турбин, выздоравливающий после ранения, вернувшийся к своим истинным занятиям. Вопрос о будущем в первой редакции звучит с наивной откровенностью и простотой:
«Николка. Что же теперь с нами будет, Алексей? Ведь это надо обсудить. Я решительно не понимаю. Просидели Петлюру в квартире, а дальше как? Ведь завтра Совдепия получится…»
Последняя картина пьесы, почти целиком, импровизированное в новом стиле домашнее собрание. Алексея выбрали председателем, Лариосика — секретарем. Елена с Шервинским во время собрания отсутствуют — «репетируют», как съязвит доктор. Собрание дает в сгущенном виде полный набор характерных для турбинской среды представлений о будущем, наподобие той описи объяснений прошлого, какая была дана в первом действии.
«Алексей. Итак, в повестке дня у нас два вопроса. ‹…› Слово для информации предоставляется бывшему капитану Александру Брониславовичу Студзинскому.
Николка. Чисто как у большевиков! Честное слово! (Берет гитару.) ‹…› Порядок образцовый. И дисциплина у всех сознательная…».
Дальше начинается комбинация предложений и ответов в диапазоне крайне ограниченном:
Николка предлагает «всем бежать за границу. Вот!».
Студзинский, поддерживая пыл юнкера, добавляет: «Как мы будем жить? Когда они самого слова „белогвардейцы“ не выносят. ‹…› Может быть, действительно, пока не поздно, подняться и уйти вслед за петлюровцами?
Мышлаевский. Куда?
Студзинский. За границу.
Мышлаевский. А дальше, за границей, куда?»
Николка перебивает гитарной репликой этот замечательно глубокий вопрос, и тогда просит слово штабс-капитан: «Позвольте мне». — «Пожалуйста, товарищ!»
Окрещенный «товарищем» Мышлаевский заявляет новую позицию. Штабс-капитан воевал с 1914 года и больше биться ни за кого не желает. Штабс-капитан показывает зрительному залу фигу, на что воспитанный доктор просит оратора «от имени собрания» фиг не показывать и изъясняться словами. Мышлаевский, особых слов в запасе не имея, тем не менее находит заветное слово, вокруг которого строится финал пьесы. Это слово — «Отечество». Студзинский, как и полагается по службе, возмущен: какое может быть отечество, когда «Россия кончена». В ответ на это по праву председательствующего доктор Алексей Турбин произносит монолог о России, в котором фокусируется предельный мировоззренческий уровень, доступный булгаковским героям в первой редакции пьесы:
