— Оказалось, араб не выдавал…
— Ошибся, бывает, — понимающе кивнул Печенкин.
— Девушка повесилась в полицейском участке на колготках.
— Повесилась? Ага, что дальше было?
— Спустя некоторое время, — продолжил секретарь — референт, — у них была дискуссия на тему: «За что я люблю свою страну?» Илья сказал, что ненавидит свою страну.
— Россию? — удивился Печенкин.
— Россию. «Как можно любить страну, возвращение в которую страшнее смерти», — вот что он сказал.
Владимир Иванович усмехнулся:
— А почему они нам тогда об этом не сообщили?
— Видимо, не хотели выносить сор из избы… — высказал предположение Прибыловский.
— Знаю я, какой сор… Деньги мои… Что еще?
— Выпускной реферат Ильи по экономике назывался «Развитие нового капитализма в России».
— Название интересное, — одобрил Печенкин.
— Эпиграф интересный: «Горе тому, кто без меры обогащает себя не своим, надолго ли?»
— Это кто сказал?
— Это из Библии.
— Там так написано?
— Возможно. Вообще Илья серьезно увлекался религией, ходил в церковь, собирался принять католичество. Но после экскурсии в Аушвайц его богоискательство прекратилось.
— Аушвайц?
— Освенцим, — перевел Прибыловский.
— Ну и что? — не понимал Владимир Иванович. — Освенцим знаю, ну и что?
Прибыловский пожал плечами.
Печенкин помолчал, соображая, но так, похоже, и не сообразил.
— Еще что?
— Еще о реферате… — продолжил свой конфиденциальный доклад Прибыловский. — Илья делает там следующий вывод: новые русские собственники должны вернуть, как он говорит, награбленное, как он говорит — народу.
— А если я не захочу? — прямо спросил Печенкин.
Прибыловский опустил глаза:
— Тогда народ применит силу. Там так написано.
Владимир Иванович улыбнулся:
— А я ему треугольнички рисовал… Лечили от желтухи, оказалось — китаец. И что он за этот реферат получил?
— Шесть баллов. Это у них высшая оценка. Дело в том, что преподаватель экономики Джереми Маркс…
— Как, говоришь? — перебил секретаря Печенкин.
— Маркс.
— Маркс! — громко, во весь голос, повторил Печенкин, так что докладчик замолчал, и все члены совета директоров стали внимательно смотреть на шефа.
Печенкин поднялся с кресла и обратился неведомо к кому:
— Где — то я слышал уже эту фамилию? А Энгельса у них нет? Я, значит, большие деньги им платил, а они моего сына учили, как мне башку свернуть? Маркс…
— Он уже уволен, — успел вставить Прибыловский.
— Уволен! Ха! Уволен… Да за такие дела на него, гада, солнцевских зарядить! Маркс, блин… — И, сунув руки в карманы, Владимир Иванович нервно заходил по кабинету.
