– Ты смотреть собираешься или себя показывать?
– А то и другое одновременно нельзя? – вспомнил слова Клеопатры Цезарь.
– Нет.
Сама царица тоже была в калазирисе – сарафане на широких лямках, полностью открывавшем грудь, и накинутой поверх прозрачной ткани. Объяснила коротко:
– Там очень грязно, никто ради нас не станет эту грязь убирать. Или ты боишься испачкаться?
Цезарь фыркнул:
– Ты самато не боишься?
На вопрос, откуда она знает, каково там, царица как всегда дернула плечиком:
– Видела.
Если Клеопатра не находила нужным чтото объяснять, то лучше не спрашивать, ответит так, что затылок почешешь.
На носилках в сопровождении все того же жреца, что был рядом от самой Александрии, они добрались до входа в какойто двор. Все были при деле, и на гостей никто не обратил внимания.
Цезарь с любопытством огляделся. Посреди двора стояло длинное низкое здание, под навесом возле него рабы трепали стебли папируса, очищая от внешней коры и срезая метелки. Другие пучками уносили очищенные стебли внутрь здания.
Чтото спросив у подбежавшего служителя, Клеопатра жестом позвала консула за собой. В самом здании раздавался ритмичный стук, но это не был музыкальный ритм, ктото словно бил молотком. Так и было, на длинных нешироких столах рабы расстилали стебли папируса, стараясь, чтобы те ложились ровно и покрывали стол равномерно.
Цезарь остановился у первого стола. И без объяснений понятно, что собирается делать мастер. Он смочил разложенные стебли какимто раствором, поднял деревянный молоток, намереваясь стукнуть им по папирусу, но тут заметил гостя и замер, чуть растерянно оглядываясь. Сзади раздался смех Клеопатры, она чтото произнесла поегипетски, чуть потянув Цезаря за руку назад. Вовремя, потому что изпод опустившегося на стол молотка во все стороны полетели брызги!
Некоторое время Цезарь стоял, наблюдая за ритмичными движениями мастера. Тот явно разбивал стебли в однородную массу, то и дело обрызгивая ее из сосуда.
– Чем он поливает?
– Это клей, чтобы волокна склеились между собой. Это первая часть работы, пойдем к следующему столу, там уже начали следующую.
На втором столе стебли были разложены уже не только вдоль стола, но и поперек, а вот молоток ходил так же ритмично и так же во все стороны летели клейкие брызги.
Дальше были столы, на которых папирус уже укрыли тонкой тканью и оставили подсыхать. Потом те, где масса подсохла. Цезарь поразился, насколько равномерно удалось отбить и уплотнить волокнистую массу, она получалась удивительно однородной. Подсохшие листы укладывали на следующий стол, наслаивая короткие края друг на дружку, снова размачивали и отбивали, добиваясь соединения. И уже окончательно высохшие длинные полосы сматывали в свитки.
