Майлз присел на подлокотник софы, на которой спала Анна. Она, казалось, уже заснула.
– А что с нею? – прошептал он.
– Нет никакой необходимости разговаривать тихо, Анна сейчас глубоко спит. У нее хроническая депрессия. Она также одна из моих редких неудач. Возможно, вы моя последняя надежда, Майлз. – Марио улыбнулся, подмигнул и отвел взгляд в сторону. – Состояние Анны сказывается на ее работоспособности, и, если у нее не наступит улучшение, она потеряет работу.
– Выходит, команда – это я, Анна и та женщина с заклеенным ртом? – спросил Майлз.
– Пола, да.
– Это вся команда? Я и две, кхм, неуравновешенные женщины?
– Группа должна быть маленькой. Дело не рассчитано на десять-пятнадцать человек. Тем не менее это захватывающее дело. Я уже составил документальное обоснование этого эксперимента, в конце месяца я читаю лекцию в Цюрихе о методах своей работы. Понятно, что я не смогу посвятить их в детали эксперимента, но сама теория станет просто революционной.
Майлз поднялся. Ему захотелось уйти. Ему захотелось вернуться домой, лечь в кровать и забыться сном. Он хотел оказаться где угодно, только не здесь.
– Вы выглядите очень напряженным, Майлз.
Он снова сел на кушетку, не заметив сперва, что сел прямо на ноги Анны.
– Извините, – сказал он ее спящему лицу.
– Не беспокойтесь о ней, просто отодвиньте ее ноги в сторону.
Майлз осторожно подвинул ее ноги и прилег на кушетку. Они показались ему очень легкими, а лодыжки – хрупкими и тонкими. Он прислонился головой к подушкам и сказал:
– Я очень сильно напряжен. Я хотел, чтобы вы занялись мной, потому что мне кажется, что я схожу с ума.
Майлз оставался некоторое время молча, с закрытыми глазами, пытаясь сформулировать, что же было не так.
– Все в моей жизни так запуталось, все навалилось на меня, я просто увязаю в этом болоте. Я больше не могу содержать свою жизнь в порядке. А сейчас я окружен женщинами, которые просто упиваются своими проблемами, и я должен совершить с ними какое-то странное ограбление, которое на самом деле вовсе не является настоящим ограблением, но от этого я начну себя лучше чувствовать? Я не хочу травматической терапии, если она заставляет меня испытывать такие мысли, – какой тут смысл? Хотя, с другой стороны, сегодня я впервые думал о своей матери за все время, сколько себя помню, поэтому я подумал, что это вызвало у меня какие-то чувства. Но это ведь не вы организовывали ту травму, поэтому к вам это не имело никакого отношения…
