ухаживал за вдовой. Еще я надеюсь, что вы меня поймете, если я назову ее величественной. Она прекрасный человек, но совсем не случайно у нее такой грозный и важный вид. Эти чернобровые Юноны умеют распоряжаться и властвовать, и чем больше размах, тем им лучше... а когда все обрушивается на одну деревушку, результаты бывают поразительные. Вы видели, как она царствовала над ярмаркой и не испугалась слона. Если бы ей довелось править целым стадом слонов, она бы не пала духом. А этот белый слон не только не напугал ее,— он ее обрадовал, снял бремя с души...
— Теперь вы сами впали в его стиль,— сказал Хилари Пирс.— Что вы имеете в виду?
— Опыт учит меня,— отвечал юрист,— что сильные, деловые люди гораздо застенчивей мечтателей. Самый их стоицизм велит им скрывать свои чувства. Они не понимают тех, кого любят, и не решаются в том признаться. Они страдают молча, а это страшная привычка. Словом, сделать они могут что угодно, но не умеют сидеть без дела. Блаженные теоретики, вроде Пирса...
— Нет уж, простите! — вознегодовал Пирс.— Да я нарушил больше законов, чем вы прочитали!.. Если этот психологический экскурс должен все разъяснить, лучше я послушаю Уайта.
— Пожалуйста,— согласился Гуд.— В его изложении события выглядят так: «Теперь все в порядке, я очень счастлив, но, ты подумай, как осторожно нужно подбирать слова! Кто бы догадался, что ей примерещится...»
— Мне кажется,— вежливо перебил Крейн,— лучше тебе снова заняться переводом. Что ты говорил о застенчивых практиках?
— Я говорил,— ответил юрист,— что там, на ярмарке, я увидел над толпой властное, невеселое лицо и вспомнил многое. Мы не виделись десять лет, но я сразу понял, что она страдает, и страдает молча. Давно, когда она еще была обыкновенной помещичьей дочкой, охотящейся на лисиц, а Дик — чудаковатым помощником викария, она сердилась на него два месяца за какую-то ошибку, которую можно было объяснить в две минуты.
— Что же случилось сейчас? — спросил Пирс.
— Неужели вам еще не ясно? — удивился Гуд.— Она была в Шотландии, он ей писал, и она его не поняла. В сущности, как ей понять, если и мы не поняли? Теперь они снова в раю, и, надеюсь, больше у них недоразумений не будет, ведь это — плод разлуки. А хобот-искуситель и впрямь похож на змия...
— Значит, она...— начал Пирс.
— Не поняла, кто такая Снежинка,— закончил Гуд.— Мы подумали о пони, о ребенке, о собаке — а она подумала о другом.
Все помолчали, потом Крейн улыбнулся.
