— Да? — спросил полковник.
— Что он имеет в виду? — воскликнул Пирс, теряя последнее терпение.
«Конечно,— продолжал Гуд,— здесь сильно переполошились, а всякие мерзавцы — просто испугались. Чего от них, собственно, и ждать... Салли сдержанна, как всегда, но она все в Шотландии да в Шотландии, так что сам понимаешь. Иногда мне очень одиноко, но я духом не падаю. Наверное, это смешно, а все же скажу, что со Снежинкой не соскучишься».
— Мне давно не до смеха,— печально проговорил Хилари Пирс.— Какая еще снежинка?
— Девочка, наверное,— предположил полковник.
— Да, наверное, девочка,— сказал Пирс.— У него есть дети?
— Нет,— сказал полковник.— Не женат.
— Он долго любил одну женщину из тех краев,— пояснил Гуд.— Так и не женился. Может быть, Снежинка — ее дочь от «другого»? Совсем как в фильме или в романе. Хотя тут вот что написано:
«Она пытается мне подражать, они всегда так. Представляешь, как все перетрусят, если она научится ходить на двух ногах».
— Что за чушь! — закричал полковник Крейн.
— Мне кажется,— сказал Гуд,— что это пони. Сперва я подумал было, что собака или кошка, но собаки служат, да и кошки поднимаются на задние лапы. Вообще «перетрусят» для них слишком сильное слово. Правда, тут и пони не очень подходит, вот слушайте:
«Я научил ее, и она мне приносит все, что я скажу».
— Да это же обезьяна! — обрадовался Пирс.
— Думал так и я,— сказал Гуд.— Тогда было бы понятно про Азию... Но обезьяна на задних лапах — еще обычней, чем собака. Кроме того, Азия здесь значит что-то большее. Вот он что пишет: «Теперь я чувствую, что разум мой движется в новых, точнее — в древних просторах времени или вечности. Сперва я называл это восточным духом, но было бы вернее назвать это духом восхода, рассвета, зари, который никак не похож на жуткий, неподвижно-вязкий оккультизм. Истинная невинность сочетается здесь с величием, сила могучей горы — с белизной снегов. Мою собственную веру это не колеблет, а укрепляет, но взгляды мои, что ни говори, становятся шире. Как видишь, и я сумел опровергнуть поговорку».
— Последняя фраза мне понятна,— сказал Гуд, складывая письмо.— Все мы опровергаем поговорки.
Хилари Пирс вскочил на ноги и пылко заговорил:
— Ничего страшного нет, когда пишут задом наперед. Многие думают, что объяснили все в письме, которого и не писали. Мне безразлично, каких он любит зверей. Все это — добрые английские чудачества, как у мечтательных лудильщиков или спятивших сквайров. Оба вы творите Бог знает что именно в таком роде, и мне это очень нравится. Но я толкусь среди нынешних людей, видел нынешние чудачества, и, поверьте, они хуже старых. Авиация — тоже новая штука, я сам ею увлекаюсь, но теперь есть духовная авиация, которой я боюсь.
