Возможность задать их появилась у меня буквально на следующий день после встречи Банных с общественниками. Вечером мне позвонил Андрей Степурко и с какими-то странными интонациями спросил, а не попить ли нам чаю и не обсудить ли разные вопросы.
Я в общем-то отлично понимал, какие вопросы он собирается обсуждать. «Хорошо, я приеду», – сказал я.
Примерно через час мы встретились в клубе «Чаплин». Степурко начал издалека. Минут 20 мы разговаривали о молодежи, о ситуации в стране и еще фиг знает о чем. Потом он как-то подвел к ситуации вокруг вертолета. «Ты много про это пишешь? Зачем?»
Я ему пояснил:
– Я – журналист. Собкор.
Он не поверил, намекая на заказ:
– Этого мало.
И тогда я ответил ему «по-пацански» – может не очень красиво, и не сильно продуманно, но честно:
– Плюсом к архарам есть еще и дом на Профинтерна, это незаконная стройка. Колганов за нее готов жизнь положить. А Банных стоит за Колгановым, покровительствует ему. Это не первый раз, когда грубо нарушен закон. А наказание не просматривается. Значит, у всех в этой цепочке должны быть хотя бы большие неприятности. И они есть.
Степурко удивился. «Если это так, то снимаю перед тобой шляпу». И спросил: «А ты можешь Банных все это в глаза сказать?». Я удивился: «А чего такого? Скажу». Степурко: «Не против, если я ему позвоню?». «Звони». Он позвонил. Банных сказал, что он в Налобихе, но если мы подождем полчаса… Я сказал, что встреча нужна ему, а не мне, мне-то все равно. Так что пусть торопится. После этого мы начали снова говорить о разном.
Степурко сказал такое: «Я думал, это его (имелся в виду Банных) изменит. Все же он в третий раз упал. Это же что-то значит. Вот у Вдовина внучка больна – у нее саркома кости. Вдовин все бросил, спасает ребенка. А Анатолий какой был, такой и остался».
Приехал Банных. Мы прошли из зала в отдельную комнатку. Сели. Банных спросил: «Сереж, что происходит?» Он был очень злой. Так плохо ему не было никогда, даже после смерти Баварина – а я с ним тогда говорил. Тогда у него была усталость, но другая: она смешивалась с горечью, по-моему искренней. А тут было непонимание: как это у него, всемогущего, такие проблемы? И кто ему их устроил – какой-то Тепляков?!
– Зачем ты пишешь неправду? – говорит он.
– Что именно?
– Про 28 баранов. Будто мы их куда-то сбрасывали, закапывали в снег.
– Ты прочитай все, что написано, и предъявляй мне претензии только за мое.
Банных сказал: «Я свои ружья продал перед отъездом в Москву и охотничий билет сдал». Однако на вопрос, что же могло помешать ему стрелять из чужого ружья, Банных ответа не дал. Очень болезненна для Банных была версия о том, что он и Колбин намеренно не включали аварийный маячок – ждали, что первыми к ним подоспеют спасатели Республики Алтай. О маячке Банных сначала говорил, что у него сломалась антенна. Я напомнил ему, что спасатели включили маячок сразу по прибытии, и значит, антенна здесь ни при чем. Тогда Банных стал говорить, что Колбин не знал, как включается маячок. Я удивился: окончивший училище, летавший четыре года Колбин не знал, где у маячка кнопка? Это так же осталось без комментариев.
