Код Майя--MMXII | страница 8




3. «Настанет день, настанет час»

Наверняка, читателей в связи с «календарем майя» интересует интрига с предсказа­нным «концом света» – не в смысле конца истории и тем более существования, а в смысле завершения великой эпохи[2] и начала следующей. Должен предупредить сразу, что в дос­тупном переложении майянских текстов есть аргументы в пользу существования такого великого исторического цикла, близящегося к концу. Но есть и достаточно сомнительные элементы толкования.

Приходится критически относиться не только к современным интерпретациям, но и к первоисточникам, так называемым священным книгам майя «Чилам Балам» и «Пополь-Вух». Проблема в том, что книги эти составлены уже после завоевания Центральной Америки испанцами. Авторами изложения являются этнические майя, но крещёные, и более того – служившие католическими священниками.

А теперь вспомним, чем для христианской части Старого Света был год 1492 от Р.Х., он же 7000-й от сотворения мира, он же – год открытия Колумбом Нового Света. В исторической науке, возрожденной и просвещённой после названного рубежа, религиоз­ные факторы, и особенно – эсхатологические мотивы, принято задвигать на задний план. Но в период Предвозрождения эти мотивы были главным идейным оружием церкви, боро­вшейся за удержание статуса в бурном новом веке (или даже тысячелетии, если считать по-старому). Даже вопрос перехода к летосчислению от Р.Х. был предметом идейной борьбы, чтобы залатать крупную брешь в идеологии в связи с несостоявшимся «концом света». Между тем круглая дата 7000 года имела фундаментальное обоснование в виде упоминаемого в посланиях Нового Завета идейного течения «тысячелетников», трак­тующих один «божий день» как тысячу земных лет.

Вполне естественно, что после 7000-го года в католической корпорации должен был иметь место закрытый конкурс на обоснование новых сроков второго пришествия. Ведь, несмотря на запрет в Евангелии исчислять эти сроки, мирское влияние церкви как института земной власти определялось имиджем хранителя и толкователя священных текстов и сокрытых в них тайных смыслов. Поэтому мы предположим, что труды латино-майянских священников, перелагавших древние пророчества, потому не были наказуемы и сохранились для нас, что отвечали политическим интересам католической империи.

Самым заметным диссонансом в популярном изложении майянских пророчеств выглядит приравнивание священного майянского года («тун») ровно к 360 дням. То есть несомненно, что жреческий год немного отличался от обычного солнечного цикла. Но чтобы такая ровная, по-вавилонски абстрактная точность? Несколько настораживает.