— Ну, как хочешь, — сказал недовольно Бородач. — Другой еды не будет. Да для любого нормального ребенка это же пища богов!
Я хотел сказать, что я не ребенок, но опять сдержался.
Мы долго ехали на такси. Были улицы настолько забитые народом, что машина ехала медленно-медленно, а к окнам прилипали темнокожие мальчишки и корчили мне рожи. Во время моих «путешествий» меня среди людей как бы и не было, я шел сквозь толпу, а толпа шла сквозь меня. А тут мальчишки корчили рожи именно мне. Это было совсем другое ощущение. Потом мы приехали в другую часть города, где было меньше людей и больше машин, и на одной из улиц, у одного из домов остановились. Бородач расплатился с таксистом и вынул из багажника наши вещи — свой чемодан и мою спортивную сумку. И я обрадовался, что в ту ужасную комнату мы больше не вернемся. Мы позвонили и вошли во двор, навстречу из дома вышел невысокий, смуглый человек в очках, в обычном костюме и заговорил с Бородачом по-английски. Я плохо знаю английский, учусь в самой обычной школе без каких-то там уклонов, но одну из первых фраз, которые сказал Очкарик после всех этих хелоу и гут монин, я понял, он спросил — это тот мальчик? «Да, — ответил Бородач тоже по-английски. — Это тот мальчик.» Мы вошли в дом, прошли как бы сквозь него и вышли с другой стороны в маленький дворик. Там была типа беседка. Такой навес.
— Хочешь есть? — спросил Очкарик по-русски.
Я очень удивился. Тогда он сказал, что учился в Москве, в институте Патриса Лумумбы и знает русский язык, только немного забыл.
Он повторил вопрос. Возможно, я бы и поел чего-нибудь… Но посмотрел на Бородача и отказался.
— Расскажи ему все, что ты рассказывал мне, с самого начала. Только говори медленней, — сказал Бородач. — Чтобы он врубился.
И я стал рассказывать все с самого начала, как купил книгу Учителя, как однажды оказался под потолком в своей комнате и смотрел на себя, лежащего на кушетке, сверху. Короче, — все, все. Свою встречу с Учителем, как бежал за ним по улице, а потом нашел в библиотеке. В городе, который трудно описать словами. Когда я закончил, наступило молчание. Очень долгое и напряженное. Я видел, как на лбу и носу Очкарика выступили капельки пота. Бородач вынул мое семечко, которое хранил в маленьком целлофановом пакетике, и показал Очкарику. Они долго его разглядывали. Потом Бородач положил семечко обратно в пакетик, и они опять замолчали.
— Надо, чтобы он с «ними» встретился, — сказал, наконец, Очкарик. — И сам все рассказал.
