Пьетро важно проследовал во главу стола и указал мне на стул по правую руку от себя. Хелена сидела слева. Бормотание возлюбленного она пропустила мимо ушей. Затравленно покосившись на нее, Пьетро послал мне выразительный взгляд и сел. Один из дюжины лакеев, истуканами стоявших вдоль стены, отодвинул мой стул.
Подлый англичанин тоже сел. Незанятым остался лишь один стул. Пьетро бросил туда недовольный взгляд:
— Опять опаздывает! Где этот несносный мальчишка? Ждать не будем. Еда остынет.
В качестве первого блюда подали холодный сливочный суп. Сколько я ни старалась, угадать, что туда накрошили, не удалось, но вкус был, ничего не скажешь, божественный. Пьетро почти расправился с супом, когда слуга отворил дверь и в столовую ворвался еще один персонаж.
О, он был воистину прекрасен! Да-да, прекрасен, как бывают прекрасны юноши, пока их черты не загрубели.
Пьетро недовольно покосился на широкие мятые штаны, рубашку, расстегнутую до пупа, веревочные сандалии и фыркнул:
— Явился наконец! Что за манеры! Засвидетельствуй свое почтение бабушке. И ты разве не видишь, что у нас гости? Боже, что у тебя за вид! Ты мог хотя бы руки вымыть, прежде чем прийти сюда?
Тирада меня позабавила. Итак, Пьетро — самый обычный брюзгливый папаша, ничем не отличающийся от своих американских или немецких собратьев.
Мальчик остановился и безучастно посмотрел на отца. Затем повернулся к старой даме:
— Прости меня, бабушка. Я работал и потерял счет времени.
— Ничего страшного, мой милый, — ответила старушка ласково.
— Что значит «ничего страшного»?! — рявкнул Пьетро. — Вики, этот невоспитанный хам, к величайшему стыду моему, доводится мне сыном. Луиджи, поздоровайся с нашей дорогой гостьей, доктором мисс Блисс, выдающимся специалистом по части истории искусств. И не суй свою руку, идиот, она у тебя слишком грязная. Иди вымой!
Луиджи, послушно направившийся было ко мне, замер с вытянутой рукой. Его ладонь была совершенна и в то же время сюрреалистична, словно ее вылепил Дали, — изящной формы, с длинными красивыми пальцами, раскрашенными во все оттенки синего, розового, зеленого и красного.
— А! — воскликнула я, расплываясь в улыбке. — Я догадалась! Вы художник.
— Плохой художник, — буркнул любящий папаша. — Так, балуется красками. Сущий мазила!
— Можно мне взглянуть на ваши работы?
— Вы умрете от омерзения, Вики! Луиджи, немедленно умойся.
— Оставь, Пьетро! — снова вмешалась старушка, но теперь ее голос звучал непреклонно. — Ты делаешь из мухи слона. Садись, Луиджи, поешь хорошенько. Ты такой худой. Кушай, мой милый мальчик, кушай...
