— Отпустите его, Амелия! — распорядилась директриса.
Я охотно повиновалась. Охотно, потому что приказ был своевременным: лицо Рамсеса уже приобрело синюшный оттенок. Хелен наклонилась к дебоширу.
— Я на тебя не сержусь, Рамсес, — ласково сказала она, погладив его исцарапанную щеку. — За велосипед не сержусь. Ты ведь не хотел его сломать, правда? Но я разочарована. Хочешь знать почему?
Рамсес всегда любил мисс Макинтош — по-своему, конечно, но любил. Сейчас же... Если бы он одарил меня таким же взглядом — клянусь, я послала бы за представителем закона. Надеюсь, мисс Макинтош не успела заметить этот бешеный взор «а-ля профессор Эмерсон». Миг спустя Рамсес нацепил привычную равнодушно-бесстрастную маску.
— Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что вы разочарованы, потому что мои поступки не соответствовали званию джентльмена.
— Верно. Джентльмен не прикасается к чужим вещам без позволения; джентльмен не оправдывает себя за счет других; он не позволяет себе скверных выражений и никогда... ни при каких обстоятельствах не лягается!
— Гм-м-м... — Рамсес надолго задумался. — Справедливости ради отмечу, что папочка и мамочка неоднократно старались внушить мне те же понятия. Правда, в их изложении правил поведения джентльмена существенно меньше догматизма. Вынужден признать, что до настоящего времени я не отдавал себе отчета, насколько сложно...
— Отправляйся к себе, Рамсес! — Даже моему терпению есть пределы.
— Да, мамочка. Но мне хотелось бы добавить...
— Я сказала — к себе! Живо!
Рамсес удалился, заметно подволакивая ногу.
Я приказала заложить экипаж для Хелен, превознесла похвальные намерения и достойное поведение Перси, утешила Виолетту, чьи завывания стихли, как только она поняла, что до них никому нет дела.
И наконец поплелась в дом.
Меня ждала долгая, серьезная беседа с сыном. Осмотреть ногу и приложить холодный компресс к лиловому ушибу Рамсес милостиво позволил, но мои педагогические наставления, судя по всему, пропали втуне.
— Не знаю, не знаю... — донеслось до меня уже из-за двери. — Стоит ли звание джентльмена тех усилий...
* * *
После аварии с велосипедом вражда между детьми поутихла... скорее всего, просто потому, что Рамсес трое суток ногой не ступал из комнаты. Его заточение и временное затишье в доме позволили мне закруглиться со всеми делами и приготовиться к отъезду. Эмерсон по-прежнему не вылезал из библиотеки — разве что на ужин, чтобы слегка развеять и облегчить душу нотациями в адрес домочадцев. Поначалу из его научной темницы доносился бешеный рев, топот и треск искалеченной мебели — это профессор наталкивался на очередное художество сыночка. Паузы между приступами ярости увеличивались, потом надолго наступила блаженная, греющая мою душу тишина, и в один прекрасный день Эмерсон объявил, что для дальнейшей работы ему необходима библиотека Британского музея.
