Эрнст Теодор Амадей Гофман | страница 21



(Гражданская служба, помогающая избежать эгоизма... Юридическая тема "Повелителя блох" возникла из реальной ситуации: служа в Берлине в должности советника апелляционного суда и будучи в 1819 году назначен членом "высочайшей следственной комиссии по выявлению антигосударственных группировок и других опасных происков", Гофман выступил мужественным правозащитником в схватке с высокопоставленными нарушителями закона. Борьба продолжалась и в связи с публикацией "Повелителя блох" - на этот раз борьба еще и с цензурой.)

Гофмановский "более широкий взгляд на вещи" оказывается предельно прост. Друзья-рассказчики в "Серапионовых братьях", поупражнявшись в самых разных манерах повествования, в конце концов выражают недоверие всякой чрезмерности, необузданности, "возбужденности" воображения. И вот почему: "Основание небесной лестницы, по коей хотим мы взойти в горние сферы, должно быть укреплено в жизни, дабы вслед на нами мог взойти каждый. Взбираясь все выше и выше и очутившись наконец в фантастическом волшебном царстве, мы сможем тогда верить, что царство это есть тоже принадлежность нашей жизни есть в сущности не что иное, как ее неотъемлемая, дивно прекрасная часть".

Здесь описана режиссерская концепция гофмановского мирового театра. А вот и ее "сверхзадача" - в последних строках "Серапионовых братьев": "Наипервейшее условие всякого творчества и мастерства есть та добрая непритязательность, которая единственно и способна согреть сердце и дать благотворное побуждение духу".

"Согреть сердце"... Наверное, об этих строках подумал позже немецкий писатель Виллибальд Алексис, когда написал о Гофмане: "Проживи он подольше и его субъективный пламень превратился бы в тепло объективности".

Гофман не успел прожить подольше - но успел высказать все, что хотел. В уже упоминавшейся новелле "Угловое окно" ее умирающий герой - "сочинитель... отличавшийся особой живостью фантазии", - говорит своему кузену, понадеявшемуся было, что больной все-таки выздоровеет: "Ты, чего доброго, думаешь, что я уже поправляюсь или даже совсем поправился от моих недугов? Отнюдь нет... Но вот это окно - утешение для меня: здесь мне снова явилась жизнь во всей своей пестроте, и я чувствую, как мне близка ее никогда не прекращающаяся суетня. Подойди, брат, выгляни в окно!"

Так позвал нас перед своим уходом Гофман. Но, прежде чем начать знакомство с его житейскими и прочими воззрениями, прежде чем распахнуть окно в этот мир, загляните, читатель, еще раз в открывающий статью эпиграф из Гофмана - и, чтоб совсем уж свыкнуться с причудливым этим языком, имейте в виду, что в цитированном гофмановском тексте есть еще и такие слова: