Кончик арматурины качался в нескольких сантиметрах от нее.
Он просунул руку до самого плеча — и кончик прута закачался совсем рядом…
— Не надо, Санек! Не надо… Я сам.
Я до рези в глазах стал вглядываться в белеющую в двухстах метрах вышку. Там часовой, перегнувшись через стенку, смотрел по ту сторону маскировочного ограждения… Сжал ремень автомата, прикрыл глаза — и запрыгали под ногами ступеньки…
Я старался стать как можно меньше. Присел на корточки, снял с себя автомат, взял его за ствол, просунул между проводами и начал прикладом подтягивать пачку. Пачка начала приближаться.
— Давай, Зинур, я тут секу, — подбадривал голос с той стороны.
Наконец пачка приблизилась, и я сунул руку между стальными нитями. Острый шип куснул — на снег упало несколько красных капель. Нарыв будет…
Я курил, привалившись спиной к хрустящей от инея стене вышки. Санек сидел у щебневой кучи, улыбался глазами.
— Ну ты особо не расстраивайся, — говорил он. И дышал на багровые пальцы. — Полтора года пролетят, как дым, оглянуться не успеешь.
— А тебе… сколько еще?
— Мне-то? Да мне всего-то ничего. Семь месяцев, и все — январи.
— Семь месяцев?.. Почему январи?.. И тут дошло вдруг:
— Семь лет?!
Его странно искрящиеся глаза смотрели весело.
Мне стало не по себе, и я улыбнулся.
— Ну что, брат, побегу я, сейчас по ходу смена… Если что — спросишь. Фамилия — Журавлев, отряд — четырнадцатый. Если вдруг меня не выпустят — все может быть, — я пацанам своим цынкану за тебя, можешь на них положиться, мальчишки путевые…
Он скрылся за серой кучей, и уже вдалеке мелькнула его черная шапка.
Пришла смена.
Зайцев задержал внизу сменного, показал автоматом на КСП[8].
— Что это?
Снег на полосе был взрыхлен. Прикладом…
— Так было, товарищ сержант.
— А какого ты х… не доложил? А?.. Ну ладно, придем в батальон… На пост шагом марш! — скомандовал он сменному.
Мы шли гуськом по глубокому разрезу тропы. Впереди покачивалась спина Зайцева. Из-за плеча его вместе с лохмотьями пара вылетали слова:
— Лауров, я же все равно сделаю из тебя то, что надо! Я же тебя… Ты же у меня гнить будешь на полах! И я не я буду…
Из-за его плеча наплывал шестой пост. Часовой уже сошел вниз и стоял теперь на нижней ступени. И смотрел на нас. Это был Морев. Ветерок шевелил его светлый чубчик, брызжущий из-под ушитой аккуратной шапочки, во рту перекатывалась папироса.
Он, ни слова не говоря, шагнул навстречу помощнику и — резко выбросил руку в его лицо. Хрустный стук — сержант, взмахнув руками, повалился на меня, волосы его скользнули по моему подбородку. А Морев лениво выцеживал сквозь зубы:
