Дьявол и Фауст притворились пьяными и сонными. Однако, прежде чем улечься спать, дьявол намеренно, на глазах отшельника, сунул под солому тяжелый кошелек с золотом, а драгоценные перстни, свои и Фауста, спрятал в шкатулку, которую Фауст взял к себе. Положив мечи и кинжалы на стол, они бросились на солому и захрапели.
Странница тихо подошла к столу и нежной, белой как снег рукою налила бокал шипящего вина. Она коснулась своими прелестными свежими устами его краев, а затем поднесла вино отшельнику. Он стоял ошеломленный и, сам не зная, что делает, осушил бокал, за ним другой и третий, жадно закусывая вино лакомствами, которые волшебница одно за другим клала ему прямо в рот. Потом странница взяла его за руку, вывела из хижины и со слезами стала молить о прощении за то, что невольно оскорбила его святые глаза. При этом она казалась печальной и безутешной. Она горячо сжимала его руки и наконец опустилась перед ним на колени. В этот миг ее одежда вновь распахнулась, и серебряная луна озарила сияющую белизну ее груди, а тихий ветер колыхал рассыпавшиеся черные локоны. Насильственно подавленная природа так властно пробудилась в душе отшельника, что он не помня себя припал к этой ослепительной груди.
Странница незаметно вела его от одной ступени наслаждения к другой, и когда он думал, что уже близок последний миг, она вдруг прошептала ему на ухо, что будет навеки ему принадлежать, если он отомстит этим наглецам и овладеет их сокровищами; тогда она и отшельник смогут счастливо и беззаботно жить до конца своих дней.
Отшельник несколько опомнился и с трепетом спросил, что она хочет этим сказать и чего требует от него.
Среди диких поцелуев и страстных вздохов она еще тише шептала ему на ухо, прижимая грудь к его сильно бьющемуся сердцу:
— Кинжалы их лежат на столе. Ты убьешь одного, я — другого. Потом ты наденешь их платье и возьмешь золото. Мы подожжем келью и сбежим во Францию.
Страшная мысль об убийстве привела ум отшельника в ужас, а сладострастие неистовствовало в его теле. Он колебался и не мог ни на что решиться. Он любовался прелестями волшебницы, чувствовал ее власть над собой и думал при этом, что, не подвергая себя опасности, может овладеть и красавицей и сокровищами. Все прежние чувства умолкли в нем: он забыл и небо и свой обет. Странница втолкнула его обратно в келью. Он схватил один кинжал, она — другой. Отшельник уже хотел ударить Фауста, но тут дьявол разразился адским хохотом, и Фауст увидел в руке стоявшего на коленях святого мужа занесенный кинжал.
