Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад | страница 101

— А за что его казнят? — осведомился Фауст.

— Так приказал король. Говорят, что герцог враждовал с королевским домом и хотел убить дофина. Но так как допрос велся в тюрьме тайно судьями, которых назначил король, никто ничего толком не знает.

Один из присутствующих крикнул:

— Скажите лучше, что он платит жизнью за свое богатство. Во имя славы, величия нации, чтобы обеспечить себе еще большее могущество, король убивает нашу знать, да и нас самих в придачу, если мы не одобряем его действий.

Дьявол велел отвести лошадей на ближайший постоялый двор и провел Фауста сквозь толпу. Они увидели, как благородного герцога и его несовершеннолетних детей ввели в комнату, обитую черным сукном. Здесь осужденного ожидал монах, чтобы выслушать его последнюю исповедь. Взор отца был устремлен на сыновей, и он долго не мог поднять его к небу. После исповеди он снова прижал детей к своей груди. Положив дрожащие руки на головы рыдающих мальчиков, герцог взглянул на небо и сказал:

— Пусть благословение несчастного отца, которого убивают корыстолюбие и тирания, принесет счастье этим невинным! Но (здесь он со вздохом остановился) ведь они наследники несчастного отца, это обрекает их на долгую муку, они рождены для страданий. С этим сознанием я должен умереть… — Он хотел продолжать, но его заставили умолкнуть и повели на плаху.

По приказанию короля, который подготовил эту казнь с той холодной предусмотрительностью, с какой готовят увеселительное зрелище, мальчиков оторвали от герцога и поставили под эшафот так, чтобы кровь казненного отца стекала на их белые одежды. Крик, который в этот миг сорвался с уст несчастного отца, вызвал ужас в сердцах всех присутствующих, и только палач Тристан, наперсник короля, уже загубивший, в угоду жестокому деспоту, многие тысячи человеческих жизней, с улыбкой пробовал секиру, проверяя, хорошо ли она наточена. Фаусту казалось, что этот крик должен прорвать небесную твердь и заставить всевышнего немедленно отомстить за поругание человечества. Он с негодованием взглянул на небо, и дерзкий взор его обвинил всемогущего за соучастие в этом ужасном злодеянии. На мгновение он почувствовал соблазн заставить дьявола спасти герцога и его детей из рук палача, но его омраченное сердце тотчас стало глумиться над этой мыслью. Он снова взглянул на небо и сказал самому себе:

— Не моя забота печься о нем. Должно быть, таков порядок, установленный тобой на земле: кровь его должна пролиться, чтобы преступления короля стали еще ужаснее.