Напарники не торопясь набрали воды. Знакомство с Борусевичем откладывалось.
В сгущавшихся сумерках закончили уборку, помыли полы, набросали елового лапника в углы небольшой комнатушки, которую нарекли спальней.
Следующий день посвятили изучению поселка (под предлогом поиска пригодных для хозяйства вещей), знакомству с жителями и, как выразился Юзин, «засвечиванию». В этом деле было важно не переусердствовать: пусть ползут о них слухи туманные, разноречивые, построенные на домыслах, главное, чтоб жители поселка усвоили, что новопоселенцы Кирхдорфа не в ладах с властями. Привкус подлинности этим суждениям придаст контрабандная парфюмерия, которая будет продана женщинам с окрестных хуторов.
К полудню Юзин и Черняк знали всех обитателей поселка: три одиноких старухи-немки; две пожилые польские четы, прежде батрачившие на зажиточных бауэров; «полусемья», состоявшая из женщины средних лет и подростка; человек, которого из-за одежды звали Красным, с мальчиком; затем Борусевич и, наконец, Малезинские, прибывшие в поселок как переселенцы.
Шустрые и гостеприимные Малезинские с подчеркнутой приветливостью встретили новоприбывших, забросали вопросами, пригласили на цикориевый кофе, дали исчерпывающие характеристики жителям Кирхдорфа, порадовались, что в полку новоселов прибыло. На прощание напарники предложили пани Малезинской тюбик французской помады, хладнокровно запросив за него втридорога.
Повторный визит к Борусевичу, которого Малезинские заклеймили «скопидомом и хапугой», был успешнее. На удары в дверь в оконце выглянуло недовольное лицо хозяина, потом заскрипел засов.
— Что надо? — через цепочку спросил он по-польски. — Хлеба нет, впору побираться самому. Батраки не нужны.
Борусевич хотел захлопнуть дверь, но Черняк заклинил ее ботинком.
— Дай попить.
Борусевич помедлил, нехотя сбросил цепочку.
— Соседи, значит.
— Если понравишься, станем соседями, — пошутил Юзин, мешая литовские слова с польскими и нещадно искажая их.
Борусевич хмыкнул и повел их на кухню, к ведру с водой.
— Пейте.
Пока Юзин пил, Черняк огляделся: кафельная печь, полки с жестяными коробками для круп, стол, стулья. В углу — деревянная фигурка, по-видимому, святого. Он опирался на древко копья, утомленно склонив голову. Лицо с сосредоточенным взглядом темных глаз и скорбно сомкнутыми губами словно выглядывало из прорези, образованной смоляной, похожей на забрало, бородой и шлемом с плюмажем. Мощную грудь охватывал панцирь, из рукавов туники торчали мускулистые руки воителя.
