ОТ/ЧЁТ | страница 87
— Ну что же, впрочем. Теперь вы можете торжествовать. События развиваются по вашему сценарию.
— Но я писал тогда и сейчас так считаю, что диктатура может быть силой стабилизационной, а может быть саморазрушительной. Столыпин и Франко — не чета Наполеону и Гитлеру.
— Вот потому-то я и вспомнил вашу статью. Разрушительная диктатура, по-вашему, направлена вовне страны, а стабилизационная — внутрь. Вовне нам сейчас не грозит, тут беспокоиться не о чем. Нам бы с Чечней расхлебаться, как вашим героям — с Ирландией и басками. Но уж внутренняя стабильность — прямая наша с вами задача.
Заметив мое движение, он успокаивающе поднял руки.
— Хорошо, не ваша. Наша. Но идею-то вы подали. Тут, впрочем, загвоздка. Стабильность сама по себе не возникает, она формируется как результат воздействия могучей, уверенной в себе, легитимной, если хотите, силы. А откуда ее, скажем, взять при нашем-то народе, склонном к повальному пьянству, обману государства и анекдотам? Альтернатива у власти простая, обозначенная еще Михаилом Евграфовичем Салтыковым-Щедриным: либо злодейство учинить, либо чижика съесть. И что прикажете делать, если правители наши с 1953 года злодейств больше не учиняют?
Что-что, а в чужую (мою) логику он влез, как мышка в норку. Даже лексику мне близкую подбирал. И «впрочем» свое дурацкое бросил. Что я мог ему ответить, если я все это сам продумал и изложил?
— Так что вот, Василий Михайлович: сами же вы вчера на лекции о вере рассуждали как о единственной подлинной силе в истории человечества. Как это у вас…
Он вытащил из своей папки стопку листов, отделил один с текстом, в котором несколько строк было помечено желтым маркером, и прочитал почти с выражением: «Вера, вызывающая готовность жертвовать не колеблясь временем, удобствами жизни, привязанностью людей, даже жизнью, есть безразлично двигатель лжи, прогресса и реакции. Без нее прогресс невозможен, потому что невозможна никакая энергетическая самоотверженная деятельность».
— Но это не я…
Сергей Сергеевич поднял правую руку, как будто подавая мне какой-то знак, но затем просто снял свои драгоценные очки и аккуратно положил их перед собой почти в самый центр стола.
— Что вы, Василий Михайлович, как школьник в кабинете, скажем, завуча. Я… не я… Давайте на секунду представим, что «Молитва Иуды» содержит настоящую, невыдуманную тайну. Что она дает новую силу ее обладателю. Не сможет ли эта новая сила подвигнуть общество на процесс очищения от скверны двадцатого века? Если моральный авторитет власти позволит обойтись без грубой силы, не будет ли это нашим и вашим вкладом в развитие страны, в ее благоприятное развитие?