Не дав мне времени ответить, Михаил Иванович вышел в соседнюю комнату, а его место занял пожилой господин, показавшийся мне самым обычным советским пенсионером. Коричневый не новый костюм при клетчатой серой рубашке и зеленом с отливом галстуке — вот и все, что бы я заметил, доведись мне его встретить на улице, поскольку лицо его, что называется, без особых примет, чисто выбритое, с умеренным числом морщин и профессионально усталым взглядом, никаких эмоций у меня не вызвало. Разве что очки, которые он водрузил на длинный, в старческих прожилках нос, войдя в комнату и усевшись за пустым столом, выбивались из образа личности заурядной и незаметной. У меня тоже есть такие очки, «лекторские». Линзы в таких очках составляют лишь нижнюю половину окружности, для того чтобы работать с бумагами на близком расстоянии, а вдаль смотреть невооруженным взглядом. Он и смотрел на меня как очень и очень вдаль, поверх дорогой и стильной оправы. Моя-то оправа недешева, но эта была из категории «люкс».
Какое-то время он рассматривал бумаги, которые принес с собой в пластиковой папке-конверте, и, перебирая их, одни откладывал, другие подвигал поближе. Наконец быстро взглянул поверх линз, как бы прицелился и заговорил:
— Меня зовут Сергей Сергеевич… и в мои полномочия, впрочем, входит провести эту беседу… неофициально. Давайте условимся. Я в курсе ваших проблем с руководством и здесь нахожусь, чтобы отчасти, скажем, их решить. Но меня они интересуют только постольку, поскольку вокруг вас в последнее время происходят некие события, смысл которых вам, очевидно, непонятен, а мне, впрочем, интересен.
Эта ли его манера вставлять куда попало наречия меня раздражала, или то, что он предпочел выпустить сначала цепного пса, а потом разговаривать, но я промолчал, не желая ему помогать. Становиться в позу и задавать дурацкий в своей литературности вопрос: «Это что, допрос?» — мне претило с самого начала. ВПРОЧЕМ, он моей реплики и не ждал.
— Мы сейчас уточним пару моментов вашей биографии, просто, скажем, для порядка, а потом вы мне зададите вопросы, а я вам.
Я молча пожал плечами, и он скороговоркой прочитал по своим бумажкам:
— Сретенский Василий Михайлович, 1961 года рождения, разведен, детей нет, образование высшее, кандидат исторических наук, доцент кафедры культурологии Московского университета политологии, экономики и права (МУПЭП). — Он оторвался от бумажек как бы за подтверждением сказанному. Я нехотя кивнул. Он продолжил: — Отец — русский, из служащих, филолог, доктор наук, профессор. Мать — испанка, в 1935 году в возрасте двух лет доставлена в СССР, редактор в издательстве «Мировая литература». Оба умерли двадцать лет назад. Несчастный случай, отравление бытовым газом. В Барселоне проживают: тетка, старшая сестра матери, семьдесят четыре года, и ее четыре дочери. Жена, бывшая — Алена Ярославна, русская, в девичестве Доброва, переводчица, в настоящий момент проживает в Швейцарии со своим вторым мужем. В Москве, впрочем, близких, да, я полагаю, и дальних, родственников нет.
