. Все были согласны, кроме Ченды, который все трясся из-за коляски, но в конце концов удалось его уломать.
Пришлось пообещать, что, кроме кино, ему останется и на эскимо. Так что в результате мы еще трижды возили коляску на приемный пункт. По нашему виду это было заметно. Мы вспотели и перемазались, и пришлось перед киношкой зайти к Миреку умыться. Заметно это было и по коляске — исцарапанной, с разъезжающимися колесиками, поврежденным верхом и кружавчиками.
Зато вечером была потеха. Мы хохотали над тощим Лорелом и толстым Гарди, а Ченда уплетал эскимо.
А в субботу в школе состоялось большое празднество. Первым делом директор сообщил по школьному радио, что запрещает всем ученикам ходить на Бубенский вокзал: какие-то хулиганы, оказывается, украли там болты для шпал; потом директор торжественно назвал лучший класс по сбору утильсырья — наш класс, а лучшие в классе сборщики — мы четверо. Каждый собрал по пятьдесят килограммов.
Мирослава Драбкова растроганно поблагодарила нас и сказала, что она рада — мы не обманули ее ожиданий.
Это было большое празднество, и сам директор вручил нам красный флажок. Все здорово радовались, кроме Ченды. Он получил дома изрядную взбучку из-за коляски, и ему запретили неделю выходить на улицу и месяц ходить в кино.
Пока я рассказывал историю с утильсырьем, мы с Руженкой дважды обошли квартал. Я поинтересовался — ничего себе история? Она согласно кивнула, а потом спросила, хотел бы я иметь тайну, потому что ее тайна — то, где она живет.
Я сказал, что у меня есть куча тайн, но я не против заиметь еще одну.
— Отлично! — обрадовалась Руженка. — Что, если завтра нам пойти в кино?
— Запросто! Но какая в том тайна?
— Такая, что об этом будешь знать только ты, а ребятам ничего не говори. Согласен?
Я был согласен.
— Тогда расстанемся на углу, и дай мне честное слово, что не пойдешь за мной следом.
Я дал честное слово, хотя как раз собирался пойти за Руженкой, только она, наверно, читала мои мысли и таким образом связала меня честным словом.
— Обещай три минуты простоять с закрытыми глазами.
Я обещал и принялся считать до ста восьмидесяти, а когда окончил счет, Руженки и след простыл, и я пошел домой.
— Что это у нашего парня такой глуповатый вид? — удивился отец.
— Может, у него есть тайна? — пошутила мама. — Может, он влюбился?
Я сделал вид, что разозлился — ничего я не влюбился, а родители смеялись, думая, что их догадка верна. Но это не так, хотя они и правы в том, что у меня есть тайна, даже две. Первая — завтра я пойду с Руженкой в киношку, а вторая — мне необходимо выяснить, где она живет.
