забором с колючей проволокой по верху. Глубинный смысл такого архитектурного изыска Коле был
непостижим. Никогда он не смог бы понять логику командования, которое считало, что курсанты
должны привыкать к будущей службе в обстановке приближенной к реальной. Наверное, поэтому и
порядки, существовавшие здесь, были жандармскими. Человеческое достоинство низводилось, личностные проявления нивелировались, характер ломался. По расчётам, человек должен был
превратиться в податливое исполнительное существо, призванное исполнять, исполнять и ...
исполнять беспрекословно.
Колю постигло горькое разочарование. Разве об этом он мечтал? Это было издевательство, глумление над его возвышенными, благородными чувствами. Курсанты содержались за колючей
проволокой как зеки. За что? Почему?
Только сейчас до него стало доходить, что судьба охранника мало отличается от судьбы
заключённого. “Стены тюрьмы одинаково ограничивают жизнь и того и другого. Разве не меня
окружают эти решётки, предназначенные для преступников? Один не более свободен, чем
другой!“
Коля не видел выхода из этой западни и понимал, что долго так не выдержит. Его словно
вывернули наизнанку, применяя к нему особую пытку. В нём всё протестовало: и душа, и разум, и
тело. Он не мог принять такую судьбу.
Для него стало понятно, что свобода – это возможность сделать свой осознанный выбор и
несвобода – зависимость от обстоятельств.
Страшные мысли стали посещать его. Он стал бояться, что после присяги, когда им выдадут
оружие, выйдя в караул “положит” всех, отомстив сразу за все унижения. Он гнал от себя эти
мысли, но избавиться от них не было никакой возможности
Он думал только об одном: ”Как же так? Ведь меня окружают такие же, как я люди.
Живые, молодые. Почему же ум подсказывает такой выход? Неужели нет другого? Неужели я
посмею поднять оружие на живых людей?” – Он боялся что посмеет. Ни смерть, ни позор, которым покроет семью, и отца в первую очередь его уже не страшила. Он видел только один путь
к освобождению: “Проще умереть, чем жить”. Да если бы он был уверен, что одна его жизнь, принесённая в жертву, может установить мир и справедливость на земле, разве он помедлил бы?
Но он был уверен в обратном – в тщетности всех жертв.
”Иногда свобода и смерть – родные сестры” , – вспомнил он древнюю мудрость. Пустота в
желудке от тоски стала постоянно сопровождать его размышления.
