Мастера и шедевры. Том 2 | страница 12



… На фоне черного неба — бархата витрин-как бы восходят десятки раскаленных золотых звезд далекой эпохи, и их мерцание отражается на лицах тысяч людей…

Холодный свет зимнего московского солнца, струящийся через стекла плафона, никак не может пригасить эти сверкающие звезды скифского искусства.

… Не хотят люди уходить из колдовского мира старины. Им хочется еще и еще подышать воздухом древних степей.

Раздается продолжительный звонок…

Свет юпитеров гаснет.

Синие глубокие сумерки входят в зал.

— Время истекло! — гулко разносятся слова в белом зале.

И все же стоит длинная очередь.

И сотни людей проходят мимо золотого месяца пекторали.

И я вижу отраженный свет прекрасного на лицах.

Гаснет московский вечер…

Меркнет плафон.

И все ярче и ярче разгораются огни творений «Скифского золота».

Они не меркнут.

Двадцать с лишним веков отделяют нас от поры их рождения, но ни мгла подземного заточения, ни всесильная машина времени не могли погасить вечную красоту искусства древних скифов…

Резко звенит последний звонок…

И снова мы в двадцатом веке.

До свидания, скифы!



Троица

АНДРЕЙ РУБЛЕВ

Андроний — Андроников монастырь.

Темны, узки твои кельи.

Андрей Рублев вышел на широкую площадь у монастыря. Глаза слепило от сияния свежего снега, голубых теней крутых сугробов.

Справа черной змейкой струилась дымная Яуза. Резкий уклон повел инока вдоль берега реки к Москве.

Вдали виднелись купола кремлевских храмов.

Какой-то мальчонка чуть не сбил Рублева, подъехав под ноги на салазках-самоделках. Приподнялся, белозубый, румяный, и поглядел в лицо инока — прямо, озорно.

Светлые глаза искрились весело и приветливо.

— Не зашиб? — спросил он.

Андрей приподнял мальчонку на руки и внимательно посмотрел в сияющие очи ребенка.

Поставил малыша на снег и быстро зашагал в город.

Чем ближе подходил он к Кремлю, тем гуще становилась толпа, тем чуднее и пестрее попадались встречные.

Пьяные ярыжки толкались у кабаков.

Скрипя полозьями, проносились боярские сани.

Рядом, горяча коней, скакали дворовые. Кричало воронье.

Откуда-то доносились звуки сопелки, бубна. Шла гульба…

Вот и Кремль. Успенский собор. Просторно, соразмерно высятся храмы. Рядом шумит темный бор, еще недорубили. Медленно, не спеша падают большие мягкие, снежинки, серебря купола собора. Гремят вериги юродивых. Кое-как прикрытые рваньем, убогие расположились на снегу. Их костлявые руки жадно тянутся, просят, молят.

Рублев шагнул в широкий раствор врат храма.

Темные приделы еле освещались тускло горевшими свечами.