Но эта слепая живность жила и процветала при давлении в девятьсот атмосфер!
Десятый километр. Спуск становится положе, но еще труднее. Машина пробирается среди отколовшихся, скатившихся сверху глыб. То и дело забирается в тупики. Ну, кажется, нет выхода, застряли. Но она находит дорогу, сворачивает вправо, влево, всплывает, иной раз дает задний ход. И снова качающаяся глыба. Не опрокинется ли? Не рухнет ли вместе с неустойчивой скалой? Нет, проползла; нет, увернулась!
На табло 9900 метров, 9950… 9990…
И вот первое пятизначное число — единица с четырьмя нулями. Глубина десять километров, давление свыше тысячи атмосфер.
В этот момент никто не смотрит на экраны. Все ждут, когда появится знаменательное число. Не так много таких глубин на земном шаре: здесь — против Итурупа, в Японии, близ Филиппин, в Марианской впадине, во впадине Тонга…
Освещенный круг все теснее, свет прожекторов упирается в желтый туман. Машина плывет во взвешенном иле. Под гусеницами не то слякоть, не то кофейная гуща. Это тоже ил, осевший, но еще не слежавшийся.
— Алексей Дмитриевич, мы не завязнем в этой грязи?
— Нет–нет, товарищи, все предусмотрено. Сейчас машина всплывет.
Дно впадины плоское, первая равнина сегодня. Пожалуй, дном его можно назвать только условно — это просто уровень более плотной мути. Из нее, как обломанные зубы, торчат полузанесенные скалы. Когда машина проходит мимо, мы определяем: вот эта глыба скатилась с семи тысяч двухсот метров, а этот серо–зеленый песчаник из ближних мест — с девятого километра. Но лавы нет. Нет ни современных, ни древних вулканов. Никаких неведомых глубинных пород. Я с торжеством посматриваю на своего противника: «Ну как, убедились, товарищ Сысоев?» Тот разводит руками: «Вы угадали на этот раз, но впадина велика. В других местах может быть иначе».
Между тем из желтой мглы выдвигается серая тень. Гуще, отчетливей, придвинулась вплотную. И вот машина остановилась перед крутой матово–черной стеной. Это противоположная грань впадины — массив океанского ложа.
Если бы океан внезапно высох, удивительная картина предстала бы перед нашими глазами.
Мы увидели бы узкую долину, почти ущелье, шириной не более пяти километров, занесенное красноватым илом.
С обеих сторон ущелья возвышались бы горные массивы — не хребты, а скорее каменные стены. На востоке стена в три–четыре километра высотой, серо–черная, угрюмая, почти отвесная. На западе стена полосатая, разбитая трещинами на причудливые глыбы — узкие, плоские, остроконечные и округлые, похожие на рыцарей в шлемах и на солдат в касках. И высоко–высоко, на горизонте, вились бы на одиннадцатикилометровой высоте дымки Курильских вулканов.
