— А как вы это представляете себе? — возразил Грибов холодно. — Товарищ Шатров занимается наукой, а Катерина Васильевна пилит за него дрова? Товарищ Шатров улетает, а начальник станции за него дежурит? У нас здесь нет прислуги и нет бар. Все выполняют черную работу, я тоже. Почему давать вам особые привилегии? Вы такой же сотрудник, как все остальные. Прав я или не прав?
Виктор смутился, не знал, что ответить. Но тут на помощь к нему пришла Катерина Васильевна.
— Формально прав, а по существу — издевательство, — заявила она громогласно. — Пользуешься тем, что человек не умеет постоять за себя. Тебе дежурства не мешают, ты над книгами сидишь, а Шатрову они съемки срывают. Я согласна дежурить за Витю, и Петр Иванович не откажется. («Не откажусь», — подтвердил Спицын). А дрова мы со Степой напилим вечером после полета. Сделаем, Степа?
— Сделаем, считаться не будем, — поддержал летчик.
Грибов оказался в меньшинстве.
— Для меня все сотрудники равны, — сказал он, — я со всех одинаково требую. Хотите работать за себя и за Шатрова — дело ваше. Но скажу откровенно, Катерина Васильевна, так не воспитывают молодых ученых. Так их портят, зазнайство им прививают. Потакая Шатрову, ты ему больше вредишь.
12
Пожалуй, была еще одна причина, усилившая неприязнь Грибова к Виктору, причина совсем не деловая — миловидная девушка Тася.
На вулканологической станции, где жили только взрослые, Тася была одновременно и заботливой хозяйкой и балованным ребенком. По утрам, когда в сенях слышался ее тонкий голосок, всем казалось, что стало светлее, словно солнце проглянуло сквозь заиндевевшие окна. Днем, во время занятий, вдруг из лаборатории доносились обрывки песен. У Таси не было голоса, но песня рвалась у нее из души от избытка молодости, бодрости и здоровья. И, слушая ее, расплывались в улыбке стареющие Спицыны, переставал хмуриться раздражительный летчик, даже Грибов, поборник суровой дисциплины, не прерывал неуместных рулад.
Тася была только помощницей, самым необязательным человеком на станции, но без нее не обходилось ни одно дело. Она надписывала этикетки для воскового вулкана, вычерчивала схемы для диссертации Грибова, вела журналы просвечивания, раскладывала по папкам бесконечные протоколы. Без нее Виктор все растерял бы и перепутал. И когда обугливались пирожки Катерины Васильевны, кто спасал их? Тася. И когда никто не хотел слушать истории Петра Ивановича, кто задавал вопросы, ахал, изумлялся? Опять та же Тася. Без нее и рассказывать было неинтересно.
