Они вас не любят, биологи. Ваших животных, ваши растения — другое дело. Но вас самих считают ошибкой природы — в этом они заодно с КомКоном. Агрессивными мутантами считают, недочеловеками, примитивной культурой. Материалом для препаратов.
Не будем звать биологов.
Ма-И дёргается и кашляет. Кашляет, кашляет и кашляет, до рвотных позывов. Но крови на губах, вроде бы, пока не видно. Я разламываю очередную капсулу нейростимулятора — что ещё я могу сделать? — и держу голову Ма-И, так, чтобы он хоть сколько-нибудь вдохнул.
Он судорожно втягивает воздух, всхлипывает. Он горячий, дыхание как из печки — и горячими пальцами вцепляется в мою руку. Смотрит, мутно:
— Ник, это ты? У меня вот тут что-то… развяжи вот… — и свободной рукой пытается ослабить воображаемую удавку на горле.
И я пропадаю. Фундаментально нарушаю устав. В конце концов, ему всего лет семнадцать, а бросать на произвол судьбы ребенка, даже инопланетного ребенка, нелюдя и эволюционное извращение — мне нестерпимо.
Ладно, выговор мне получать ещё не скоро!
— Сейчас полегчает, не бойся, — говорю я. Треплю его по голове, достаю из своей чародейской торбочки шприц с дозой биоблокады. Дьявол, этого делать нельзя, нельзя, нельзя! Клинически не опробовано, он — чужак, его наша биохимия может просто убить на месте… но нет у меня больше ничего. Горские боги дадут — биоблокада убьёт только вирус, относительно не тронув иммунную систему. — Будет чуточку неприятно, а потом легче, — обещаю я и втыкаю шприц в еле заметно выступающую на запястье вену.
Да уж, неприятно ему не чуточку! Кашель сгибает его пополам, он задыхается, цепляется за меня — а мне остается только совать к его носу всё ту же сломанную капсулу и уговаривать:
— Ну давай, Ма-И, дыши, дыши! Не валяй дурака.
Чувствую себя ужасно. Вот сейчас он умрёт, а меня обвинят в грязном колдовстве и причинении порчи — а вот нечего молиться у постели юного Князя кому попало! Дурак я, дурак! Дорога в ад вымощена благими намерениями…
В комнату заглядывает Ра, отшатывается.
— Ник, что ты делаешь?!
— Пытаюсь заговорить демона лихорадки, — огрызаюсь я, и остатки пустого шприца тают у меня в руках. — Упрямый… зарраза…
Ра подходит, садится рядом, заглядывает мне в лицо, смотрит на брата. Ма-И больше не кашляет, его мышцы расслабились — боюсь, что это агония.
Осторожно кладу его на тахту. Он дышит, но его глаза закрыты, лицо кажется отрешённо спокойным. Вроде хрипы не так слышны, хотя пёс его знает…
