Зимние лилии и инеистые розы стояли яркой чередой посреди листьев и изумрудных стеблей, вьющихся вокруг золотой решетки. Цветы могли быть сегодняшними — они были очень мягкими и свежими. Сильнее всего выделялись огнедраконы29 — цветки львиного зева30, столь яркие, что народ севера называл их перерожденными драконами. На пылающих лепестках искрилась роса, но Арья знала, что эти цветы расцветают только в теплые дни флеймрула31. Люди Грейта не могли сорвать их этим утром.
— Любуетесь цветами, леди сир Венкир? — спросил Дерст. — Красивые для текущего времени года, не так ли?
Арья иронично усмехнулась.
— О, в самом деле, сир Золотогрёб, — ответила она. — Как видите, они весьма милы.
Она глубоко втянула воздух, чтобы ощутить аромат огнедраконов, но ничего не почувствовала. Цветок не был свежим и, опредёленно, был сорван довольно давно. Магия.
В доме Грейта повсюду царила одна лишь видимость.
Скрипнула дверь, и три пары глаз устремились к вошедшему Клодиру, дворецкому Грейтов.
— Лорд Певец Серебряных Пустошей, Дарен Грейт, — провозгласил он. Трое рыцарей удивились, услышав странный титул, но тут же скрыли замешательство.
В комнату вошёл Грейт. Одетый в свой лучший чёрный камзол, в лиловом плаще, развевавшимся за спиной, он был ослепителен. Светлые волосы были зачёсаны назад, а синие глаза сияли. На великолепном стеганом поясе висела рапира с золотым эфесом. Рыцари могли бы принять его за лорда Куэрварра, или даже Серебристой Луны, если бы не знали истинного положения дел. Улыбался бард так, будто для него это было обычным выражением лица. Грейт остановился, согнулся в глубоком поклоне, а затем сложил руки перед собой.
— Здравствуйте, дядя, — сказала Арья, приседая в изящном книксене, несмотря на то, что вместо юбки на ней были мужские штаны. Арья не особенно любила наряды.
— Моя любимая племянница, какой приятный сюрприз, — произнес Грейт с улыбкой, взяв пальцы Арьи в свою ладонь. Он вновь склонился в преувеличенном поклоне и поцеловал девушке руку, затем отступил на шаг, чтобы рассмотреть её. Взгляд барда упал на эмблему с луной и соловьем на рубахе девушки, герб дома Венкир.
— Соловей Эверлунда, да ты могла бы нимф устыдить своей красотой!
Арья залилась румянцем, несмотря на то, что могла поклясться — этот поэтический оборот она уже где-то встречала. Проигнорировав пораженные взгляды Барса и Дерста, Арья заставила себя безразлично улыбнуться. Она прекрасно знала эту преувеличенную любезность, некую разновидность куртуазных манер, и могла изображать её при необходимости.
