— Не желаете ли помыть голову?
— Что?! Ты даже и это делаешь?
— Да.
Гимпэй с испугом подумал, какой, должно быть, неприятный запах исходит от его давно не мытых волос, но, поборов стеснение, уперся локтями в колени и вытянул шею. Пока она тщательно намыливала ему голову, он окончательно освоился.
— У тебя очень приятный голос, — сказал Гимпэй.
— Голос?..
— Да. Я слышу его и после того, как ты умолкаешь. Хочется, чтобы он звучал вечно. Такой ласковый и нежный, он будто проникает в самые глубины мозга. Твой голос способен смягчить сердце закоренелого преступника…
— Неужели? По-моему, противный, слащавый голос.
— Вовсе не слащавый, а невыразимо сладостный… В нем чувствуется грусть… и ласка. Он приятный и ясный. И не такой, как у певиц. Ты влюблена?
— Рада бы, но, к сожалению, нет…
— Послушай, не три так усердно мою голову, когда говоришь. Я перестаю тебя слышать.
Ее пальцы замерли.
— Лучше я помолчу — вы меня смущаете, — пробормотала она в замешательстве.
— Есть же на свете женщины с таким ангельским голоском! Даже по телефону слушал бы его до бесконечности.
Еще немного — и у Гимпэя выступили бы на глазах слезы умиления. Голос девушки доставлял ему ничем не замутненную радость и успокоение. Такой голос мог принадлежать неземной женщине или милосердной матери.
— Откуда ты родом?
Девушка промолчала.
— Ты родилась на небесах?
— Простите, задумалась… Я из Ниигата.
— Из города Ниигата?
— Нет, из маленького городишка с таким же названием.
— А-а, снежная страна… Вот, оказывается, почему ты такая красивая.
— Вовсе не красивая.
— Нет, ты красива, а такого чудесного голоса, как у тебя, я еще не слышал.
Банщица окатила его несколькими бадейками горячей воды, накинула на голову полотенце, тщательно вытерла волосы и расчесала их гребнем.
Настал черед паровой бани. Гимпэй обернул бедра большим полотенцем, и девушка подвела его к деревянному прямоугольному ящику, отодвинула переднюю дверцу, буквально втиснула его туда и поставила дверцу на место. Затем опустила верхнюю крышку, в которой было вырезано круглое отверстие, чтобы голова оставалась снаружи.
— Да это же настоящая гильотина! — воскликнул Гимпэй. Он повернул шею влево, вправо, с опаской глядя перед собой широко открытыми глазами.
— Многие клиенты так говорят, — равнодушно ответила девушка.
Гимпэй покосился на входную дверь, потом перевел взгляд на окно.
— Может быть, закрыть? — предложила она.
— Не надо.
Наверно, окошко не закрывали, чтобы в помещении не скапливался пар. Электрическая лампочка отбрасывала свет на вяз, росший за окном. Вяз был огромный, и свет не проникал в глубь листвы. Гимпэю почудилось, будто оттуда, из зеленой тьмы, доносятся тихие звуки рояля — отдельные звуки, не соединявшиеся в мелодию.
